Книга Федор Апраксин. С чистой совестью, страница 98 – Иван Фирсов

— Сие так, господин адмирал. Я же его и строил.

— Добрый корабль, слыхал я от государя. Дерев запасено на лето?

Салтыков немного замялся:

— Так вроде для обшивки, мачтовых поделок хватит, токмо вот дубовых кривулей в обрез, недостаток.

«Видать, самотеком дело поставлено, — мелькнуло у Апраксина, — надо бы сюда Верещагина вытребовать, он толковый по деревам».

— Слыхал я, капитан, што фрегаты по Ладоге туго идут?

— Сие верно. Шнявы кое-где тоже чиркают килем по отмелям, а вот «Олифант» пришлось поднимать плотами.

Апраксин невольно вспомнил мелководье на Воронеже в Таврове. «Верно толковал Петр Лексеич, в Олонце токмо фрегаты, а большие корабли навряд ли мочно стоить…»

К Сяси добрались берегом с провожатым. Лед на Ладоге потрескивал. В дороге Апраксин, завернувшись в тулуп, дремал, пока не добрались до места.

Сясьская верфь строила нынче только шлюпки, буера и другие небольшие суда. В свое время место для нее выбрали неудачное, низменное. Весной стапеля наполовину уходили под воду.

Теперь неподалеку, ниже по течению, строили другую верфь — Новую Ладогу. Плотники заканчивали укладывать широкий помост для закладки первого фрегата.

Здесь распоряжался Иван Татищев. Он, правда, верховодил Новгородским приказом, но прикипел к строительству судов, сам вычерчивал бригантины и строил их. Присмотревшись, Апраксин обнаружил в нем доброго знатока лесного хозяйства.

— Возьмись-ка, Иван Юрьевич, за дерева корабельные. Нехватка великая у нас дуба в Олонце, да и Кикину его недостает в Петербурге. Ты-то места, дубравы, ведаешь где?

Татищев согласился, но сразу предупредил:

— Дуба здесь добротного много не сыщешь, надобно к Волге ближе. Однако знаю, кое-где клинушками прорастает дубрава. На первое время хватит.

— И то добро, — согласился Апраксин, — а мы сие обмозгуем. Как ты верно толкуешь, не миновать посылать рубить дубравы на Волге. Еще сказывают, красная сосна под Казанью…

К Петербургу Апраксин подъезжал при сплошном грохоте ломающегося льда на Неве. В солнечный день на берегах реки виднелись небольшие кучки любопытных баб, ребятишек, наблюдавших за ледоходом. Разглядывали они и корабли, стоявшие цепочкой на двух-трех якорях. Но громадные торосы, а то и целые плавучие ледяные поля легко разворачивали суда во все стороны.

Недалеко от Адмиралтейства, на берегу стоял Крюйс и, размахивая руками, кричал что-то в рупор на стоявшую неподалеку от берега шняву «Мункер». Апраксин вылез из саней и отправил Фильку готовить обед в дом Меншикова, где он обосновался.

Увидев Апраксина, Крюйс вразвалочку направился к нему и, здороваясь, приложил руку к шляпе.

— Наум Сенявин бахвалится, не отдает второй якорь, — пояснил вице-адмирал. — Сорвет с якоря, поздно будет.

Апраксин оглянулся: совсем рядом высились три громадные сосны, руками не обхватишь.

— А ты посоветуй за сосны прихватить канатами. Так надежней.

Крюйс досадливо махнул рукой:

— Кто другой прихватит, а Сенявин не станет. Я, говорит, не купчишка, срамиться не стану.

Беседуя, они пошли вдоль берега к Адмиралтейству. Крюйс доложил, что через неделю можно будет кораблям по одному вытягиваться на рейд Котлина, пока лед преграждает путь шведам.

— В прошлую кампанию мы Анкерштерна славно отвадили от Котлина, — как бы невзначай обронил Крюйс.

— Ведомо мне. Государь сказывал и Федосей Скляев. Он в ту пору здесь в Адмиралтействе был.

Еще до приезда в Петербург Апраксин решил сразу не тревожить Крюйса, дать время корабельной эскадре привести себя в порядок.

Знал он, что на флоте, в море непростые отношения порой возникают между начальниками разных рангов. Особенно в адмиральских чинах. Не дай Бог, сойдутся на одном корабле старший и младший флагманы. Не поздоровится прежде всего командирам. Здесь в полной мере применима поговорка: «Паны дерутся, у холопов чубы трещат».

И потому Апраксин заранее предупредил Крюйса:

— Свой флаг я подниму на «Олифанте», а ты, Корнелий Иванович, подбери себе флагман по душе.

Так уж сложилось, что первым изготовил к походу свой корабль Наум Сенявин. Вслед за ним на невской стремнине выстроилась еще семерка шняв. В конце апреля, салютуя крепости, во главе с «Мункером» двинулись они к морю, а 1 мая на рейде Котлина бросили якоря четыре фрегата под флагом Крюйса. Подходя к рейду, вице-адмирал придирчивым взглядом окидывал каждый корабль. Как всегда, опытный взгляд морского волка находил беспорядок. На одной шняве полоскал небрежно подобранный фор-марсель, на другой за борт соплями свисали с палубы концы, на третьей закрутился вокруг флагштока кормовой флаг. «Часовой бабочек ловит», — сердился про себя Крюйс. Не успели корабли стать на якорь, Крюйс собрал офицеров:

— Адмирал отпустил нам неделю, чтобы привести все в готовность, — резко сказал он командирам. Те вытянули шеи. Они впервые видели Крюйса в таком раздражении. — Потрудитесь послезавтра навести порядок не только на палубах, но и в кубриках, на пушечных деках, в трюмах…

Апраксин появился на Котлинском рейде, как и обещал, ровно через неделю.

— Яхта под адмиральским флагом. В кильватере следуют четыре бригантины с младшим флагманом, — доложили Крюйсу утром 9 мая.

Шнява, построенная на английский манер, ловко с-под ветра обогнула корабли на рейде и бросила якорь по корме «Олифанта». Было видно, как со шнявы быстро спустили шлюпку и она понеслась к «Олифанту». Крюйс внимательно проследил, как быстро исчез белый адмиральский флаг с гафеля шнявы. И едва шлюпка подошла к трапу «Олифанта», на нем взвился флаг старшего флагмана.

— Смотреть в оба за флагманом, — распорядился Крюйс и направился в каюту заканчивать завтрак. Только-только успел выпить любимый кофе, как в каюту постучали.

— На «Олифанте» сигнал: «Командирам и флагманам прибыть к адмиралу…»

Чередой швартовались шлюпки к трапу «Олифанта» и, высадив командиров, отходили за корму, цепляясь за потравленный канат, бакштов.

Один за другим входили в салон адмирала прибывшие и представлялись по-уставному:

— Вице-адмирал Крюйс здесь, шаутбенахт Боцис здесь. — За ними следовали капитан-командоры Рейс и Шелвтинг, капитаны Эдварт, Весель…

Изучающим взглядом встречал прибывающих новый флагман, приглашал садиться. «Токмо иностранцы, — мелькнула грустная мысль, — нет, а вот наконец-то и свой, доморощенный, Наум Сенявин».

Первая встреча с подчиненными была короткой. Адмирал начал с успехов, отметил заслуги:

— Прошлую кампанию флот наш с доблестью устоял противу шведа: не допустил неприятеля к Питербурху. В том ваша, господа, благость. — Апраксин говорил размеренно, доброжелательно. Почувствовали и собравшиеся справедливое уважение в его словах их ратного труда. — Неприятель многократ превосходит наш флот, особливо линейными кораблями, которых у нас нет ни единого. Но сие не означает, что нам позволительно отсиживаться за котлинскими пушками.