Книга Гавайи: Миссионеры, страница 83 – Джеймс Миченер

– Мы ведь живем на Гавайях. И работаем здесь же. Не исключено, что мои мальчики поступят в местную школу и будут в ней учиться.

– Моим детям это не угрожает, – твердо заявил Эбнер.

– Куда же ты их отошлешь? – не без интереса спросил Джон, поскольку уже обсуждал с супругой данную проблему.

– Комитет отправит их в Новую Англию. После школы они будут учиться в Йеле. И очень важно, чтобы за все время, пока они живут здесь, у них не было ни единого контакта с гавайцами.

Доктор Уиппл наблюдал, как чета Хьюлеттов прошла по палубе и направилась к люку, ведущему в каюты. По тому, как жена Авраама обращалась с маленьким Эбнером, Джон безошибочно определил, что даже если эта красавица забралась в постель миссионера обманным путем, то уж ребенка она полюбила совершенно искренне.

– Этому мальчику здорово повезло, – прокомментировал доктор. – Ему досталась добрая и любящая мать.

– А она выглядит совсем не так, как я предполагал, – признался преподобный Хейл.

– Ты рассчитывал увидеть накрашенную блудницу? – рассмеялся Уиппл. Эбнер, когда же ты, наконец, начнешь видеть жизнь такой, какова она на самом деле?

– Как же ей удалось стать христианкой? – не переставал удивляться Эбнер.

– Авраам Хьюлетт принял её в члены своей церкви, – пояснил доктор.

Наступила долгая пауза, во время которой Эбнер что-то сосредоточенно обдумывал. Затем он спросил Джона:

– Но как они смогли пожениться? То есть, я хотел сказать, Хьюлетт ведь был единственным священником, который имел право поженить их?

– В течение первого года никто и не помог им заключить брак.

– Неужели ты хочешь сказать мне, что они так и жили во грехе?

– А затем появился я… мне как раз нужно было по делам отправляться в их места. Тогда я приплыл на Мауи на русском корабле.

– И ты сочетал браком христианского священника и язычницу? ошеломленно спросил Эбнер.

– Да, возможно, меня тоже будут порицать за это, – сухо заметил Уиппл. – А ещё у меня есть подозрение вот здесь, – и он указал рукой на сердце, – что я не одобрю решение собрания. Помнишь, как говорил святой Павел, что лучше жениться, чем гореть. Неужели кто-то сомневается в том, что Аврааму Хьюлетту сейчас намного лучше, чем было тогда, когда ты оставил его в Ваилуку с новорожденным младенцем на руках?

Собрание в Гонолулу прошло так, как и ожидалось. Поначалу Авраам Хьюлетт выглядел жалким и несчастным. Он признался в том, что, вступив в брак с гавайской девушкой Малией, погрешил против указаний Господа, и, таким образом, способствовал деградации самого себя как личности, и церкви в целом. Он умолял простить его, просил братьев вспомнить о том, что он оставался совершенно один с младенцем. Поддавшись воспоминаниям о тех сложных для него днях, Авраам даже разрыдался. Позднее, когда было выдвинуто предположение, что, возможно, в его падении целиком и полностью была виновата гавайская девушка, Авраам изменился. В нем взыграло чувство собственного достоинства и человеческая гордость. Он открыто заявил, что любит эту красивую и добрую женщину, и что на браке как раз так упорно настаивал именно он, Хьюлетт.

– И если братья считают, что они могут отлучить от церкви и Малию, то они глубоко заблуждаются, – закончил Авраам.

Голосование тоже прошло именно так, как все и предполагали. Хьюлетт был осужден, его отлучили от церкви и лишили духовного сана. В защиту выступили лишь Уиппл и Куигли. Собрание посчитало, что лучшим выходом для Хьюлетта будет покинуть острова.

– Ваше присутствие на Гавайях будет служить постоянным напоминанием о позоре и унижении нашей церкви, – за метил один из миссионеров. – Кроме того, мы все считаем, что было бы также невозможно для христианского священника – пусть даже бывшего – вернуться на родину с женой-туземкой. Дело в том, что в Америке найдется немало людей, которые только и ждут момента, чтобы упразднить институт миссионеров, поэтому ваше появление перед ними только добавит им доводов против наших идей. В связи с вышесказанным, мы пришли к выводу, что вы сами и ваша семья должны будете…

К этому времени слезы на глазах Авраама успели просохнуть, и он грубо перебил выступающего:

– В этой области вы не имеете никаких прав что-либо мне советовать или приказывать. Я буду жить там, где захочу.

– Но вы не будете получать от нас никакой материальной поддержки, напомнили Хьюлетту.

– Я уже подписал контракт о разведении свиней и выращивании сахарного тростника, которые буду продавать через по средника в Лахайне китобойным судам. А кроме этого вам, как мне кажется, ничего больше знать и не положено. Но прежде чем я уйду, я все же скажу о том, что ваша миссия основана на невероятном, немыслимом противоречии. Вы любите гавайцев и считаете их потенциальными христианами, но в то же время ненавидите их как людей. Я с гордостью могу сказать, что при шёл как раз к противоположному выводу, и поэтому, наверное, будет только справедливо, что вы изгоняете меня из той миссии, где полностью отсутствует любовь.

Доктору Уипплу даже показалось, что когда этот сухопарый мужчина с выпученными глазами, наконец, вышел из комнаты заседаний, он держался с особым чувством своего превосходства.

Затем собрание перешло к рассмотрению дела доктора, и Джона осудили за то, что он сочетал браком Хьюлетта и местную девушку. Таким образом, Уиппл выступил, как выразился один из миссионеров "орудием, если не самой причиной то го, что наш несчастный брат из Ханы окончательно поддался соблазну и впал в грех".

– Скорее всего, – парировал Джон, – я все же являлся тем самым орудием, посредством которого брат Авраам, наконец-то, перестал жить во грехе.

Это остроумное и уместное замечание ещё больше разозлило собрание, и когда настало время голосовать, то все миссионеры, кроме Куигли, выступили за порицание брата Уиппла. После этого доктору посоветовали в дальнейшем все же вести себя более осмотрительно. К великому удивлению Эбнера, его бывший сосед по комнате принял это решение совершенно спокойно, и на его лице не отразилось и тени раскаяния. После этого собрание занялось менее насущными проблемами – своими ежегодными отчетами.

Когда "Фетида" готовилась отплывать назад в Лахайну, Эбнера ждало ещё одно потрясение. Он увидел, что в его каюте уже успели обосноваться сам доктор Уиппл, его жена Аманда и двое сыновей.

– Мне помнится, тебе было велено отплыть на Кауи, – за метил Эбнер.

– Куда они меня направили, и куда я поплыву – это два совершенно разных места, – просто ответил Уиппл. Правда, преподобный Хейл сразу же успокоился: у Уипплов не было при себе багажа, и поэтому Эбнер решил, что семейство решило по пути навестить какой-нибудь из островов, например, Ланаи или Молокаи. Однако когда бриг миновал эти порты, семья Уипплов по-прежнему находилась на борту "Фетиды". У самого пирса Лахайны Джон схватил Эбнера за руку и попросил:

– Не торопись уходить. Я хочу, чтобы ты стал свидетелем того, что сейчас должно произойти. А вот и Иеруша! Я хочу, чтобы она тоже подошла к нам, чтобы потом не было противоречивых пересудов по поводу того, что я собираюсь сделать.