Книга Ковчег детей, или Невероятная одиссея, страница 164 – Владимир Липовецкий

— Что еще за табличку?

— Мы закрываемся.

— Не рано ли? Еще светло. Вдруг кто-то постучится…

— Сегодня вы наши единственные посетители.

— Не посетители, а гости, — поправила мужа пани Ванда. — Самые дорогие гости.

Мальчики включились в работу. Из нескольких небольших столов они составили один длинный. Застелили белой скатертью. А в центр поставили вазу с розами.

Когда окна начали тускнеть, зажгли свечи. Из кухни потянулась вереница закусок. Каждая тарелка имела свой цвет и запах. У Моржова закружилась голова — так захотелось попробовать ветчинки. Будь он в окружении друзей, так бы и сделал. Но рядом взрослые: Казимеж и Вероника, Яцек и Ванда. Придется потерпеть.

Наконец все расселись. В бокалы, отражавшие колеблющееся пламя свечей, налили шампанское и фруктовую воду. Хозяин ресторана сказал, что хочет произнести речь.

Яцек говорил о своем детстве и любимом Кракове, который покинул вместе с родителями. Как тосковал, с трудом привыкая к новой стране и ее языку. Ему ли не понять этих подростков, чья судьба напомнила и оживила те давние чувства. Но, к счастью, эти дети на пути домой. Он надеется, что Россия возродится, война и голод останутся позади.

— Судьба должна быть благосклонна к тем, чей путь так тернист.

Речь Яцека была столь же простой, сколь и цветистой. Неожиданно он признался, что мечтал быть художником, а стал поваром. Несравнимые профессии? Это только на первый взгляд. И кухня может быть мастерской, где рождаются натюрморты удивительной красоты. Все как у художника — и масло, и богатая палитра.

— Иногда посетителям жаль разрушать то, что они видят на тарелке. — При этих словах Яцек красноречиво посмотрел на убранство стола. — В нашем ресторане даже есть книга отзывов. Как в музее.

— Могу я сделать в ней запись? — спросил Александров.

— О, я знаю эти записи: «Здесь был Петя». Но это я так, к слову. Не обижайся. Конечно, можешь. Но после того как отведаешь наши кушанья. Они сделаны по рецепту польских бабушек. Главные блюда еще впереди. А пока на столе холодные закуски. Поляки очень любят сельдь. Салат с сельдью… Сельдь под маринадом… Сельдь в сметане… Сельдь, жаренная в тесте… Селедочная масса…

— Яцек, остановись. Ты превращаешь ужин в лекцию. Детям это не интересно. К тому же у одного из мальчиков день рождения. Павлику четырнадцать лет. Лучше произнеси тост.

— Ты права, Ванда. Прошу прощения. Четырнадцать лет!.. Тот самый возраст, когда я с родителями прибыл в Нью-Йорк. Разве забыть, как мы спускались по трапу после долгого пути через Атлантику. Кто-то меня окликнул. Это был важный господин. Прекрасно одетый, совсем не похожий на других эмигрантов. Как сейчас помню, под сюртуком у него виднелась жилетка и цепочка от часов. «Не поможешь ли мне спустить на берег вещи?» — попросил он.

— Но ты был мальчиком. Почему он обратился к тебе? — спросил Казимеж.

— Да, мальчиком. Но весьма рослым. Уже догнал отца.

— И что дальше?

— Я не знал, как поступить. Боялся затеряться в толчее. Но папа сказал: «Помоги! Помоги, Яцек». Я перенес чемоданы на причал и собирался уйти. Но этот господин задержал меня. «Любой труд требует вознаграждения», — сказал он и достал из жилетки часы. Он исчез в толпе, а я продолжал стоять, зажав его подарок в руке. Позже оказалось: часы эти довольно дорогие, швейцарской фирмы. Из чистого серебра.

— Вы потом встречались?

— Никогда. С тех пор прошло семнадцать лет.

— А часы?

— Они при мне. Сейчас вы их увидите. И даже услышите.

— Они так громко стучат?

— Когда их открываешь, звучит мелодия.

Все, кто сидел за столом, с интересом следили за движениями Яцека. Он вынул часы из кармана, завел их… И, немного выждав, поднял крышку. Наружу вырвалась мелодия, тонкая и нежная.

— Это Штраус, — сказал Николаев.

— Да, верно. Вальс «Сказки Венского леса». Возьми часы. Посмотри их поближе.

Павел бережно принял часы из рук Яцека и приложил к уху.

— Нравятся?

— Очень!

— Можешь не возвращать. Они твои.

Мальчик застыл в недоумении. Не ослышался ли он?

— Твои, твои, — повторил Яцек. — Ты мне напомнил мое собственное детство. У нас с тобой многое совпадает.

— Я тоже приготовил подарок, — сказал Казимеж Яновский и протянул коробочку.

— Что это?

— Сам посмотри.

— Здесь компас.

— Я знаю, почему вы подарили Павлу компас, — сказал Александров. — Чтобы он всегда держал верное направление.

— А у нас оно одно! — воскликнул Борис Моржов. — Это Питер!

Когда мальчики вернулись в лагерь, он уже погрузился в сон. Небо от края до края сияло тысячами блесток. В размеренный и гортанный лягушечий хор врывались пароходные гудки. И все это вместе создавало ощущение покоя. Даже Кузовок не решался нарушить своим лаем эту благодать и тихо терся о ноги.

Осторожно открыв дверь, чтобы не скрипнуть, мальчики ощупью добрались до постели. Но уснуть сразу не получалось. Каждый лежал с открытыми глазами и думал о своем.

Павлу Николаеву казалось, будто он продолжает слушать хозяина ресторана и все еще видит его жену Ванду. Она несет из кухни на вытянутых руках яркий торт — маленькую земляничную поляну. Ягоды вперемежку со свечами. Свечей ровно четырнадцать — вся его короткая жизнь. Кто это придумал гасить свечи? Наполнить легкие воздухом и одним выдохом превратить свет в тьму. Павлу это удалось с первого раза, и он заслужил аплодисменты.

Мальчик засунул голову под одеяло, укрылся как можно плотнее и открыл крышку часов. Ему снова захотелось послушать вальс Штрауса.

Он вспомнил маму. Она любит танцевать. И вальс — ее любимый танец. В Петрограде день наступает раньше. Мама, наверно, уже давно проснулась и в эту минуту думает о нем. Ах, если бы она могла знать, какой праздник устроили в его честь, какие замечательные подарки подарили… Осталось не так много ждать. Мистер Аллен сказал, что еще до наступления зимы они вернутся домой. Дай-то Бог!..

С этими приятными мыслями и надеждами он уснул. И спал бы еще долго, пропустив и завтрак, если бы не товарищи. Они окружили койку со всех сторон и, приподняв, стали плавно раскачивать, словно колыбельку, при этом припевая: «Баю баюшки-баю»… Затем — сильнее и сильнее. Павлу даже пришлось ухватиться за края койки. Как это бывало на «Йоми Мару», во время шторма.

— С днем рождения! С днем рождения! — закричали все в один голос.

Несмотря на ранний час, слух о том, что Николаеву подарили необыкновенные часы, дошел до соседних казарм. Многие решили по пути в столовую посмотреть на подарок и послушать, как часы играют. Но вальс звучал коротко, всего несколько тактов. Вот почему часы прикладывали к уху и по два, и по три раза. Выстроилась очередь.