Онлайн книга «Дегустатор»
|
И это все, что он успел сказать, поскольку внезапно к нам подбежал Федерико и, показывая на пламенеющий закат, озаривший вершины гор, воскликнул: — Вы видите? Солнце! Он набрал в грудь воздух и выпалил: Мое сердце как солнце, Потому что, когда ты уходишь, оно Погружается в скорбную тьму И… и… Мы застыли в молчании. Федерико судорожно вздохнул и закрыл глаза. Томмазо стоял рядом со мной, Федерико — прямо перед нами. Рука Томмазо потянулась к кинжалу. — Мое сердце как солнце, — повторил герцог. Томмазо наполовину вытащил кинжал из ножен. — Потому что, когда ты уходишь, оно… Я схватил Томмазо за руку, не давая ему вытащить кинжал целиком. — Сонет! — взревел Федерико. — Я хочу написать сонет! Он развернулся к нам. Я отдернул руку, Томмазо сунул кинжал в ножны. — Мне кажется, это будет чудесным выражением любви, ваша светлость. — Мне тоже. Я должен найти Септивия. Он поспешил прочь. Лицо Томмазо побелело от ярости. — Я мог бы… Я кивнул в сторону троих стражников, стоявших в дверях. — Нас обоих убили бы. Я не хочу погибать из-за твоей глупости! — А я не позволю Миранде погибнуть из-за твоего эгоизма! И впервые в жизни я поверил ему. * * * Позже в тот вечер я проходил мимо комнаты Септивия. Сидя с растрепанными волосами, он работал при свече и бормотал про себя вновь и вновь: Мое сердце как солнце, И когда ты уходишь, оно Погружается в скорбную тьму… С тех пор как Федерико влюбился, Септивий не спал. И никто не спал. Любовь так преобразила герцога, что даже те, кто знал его как свои пять пальцев, растерялись, не понимая, чего от него ожидать. Он дергал Чекки за бороду и издевался над вечно хихикающим Пьеро. Сказал, что мир создан не в форме треугольника, а в виде сердца. А потом изумил нас всех, заявив: — Да, Цицерон был прав, когда говорил, что добротой можно добиться чего угодно. Смею ли я сказать: и любви тоже? Мы зааплодировали. Федерико цитирует Цицерона! Герцог не изнасиловал Миранду и вообще не приставал к ней. Он хотел, чтобы она его полюбила. Любовь расцвела в нем, и хотя крепостные стены злобы и жестокости не пали под ее напором, там и сям появились маленькие бреши. Миранда, почуяв это, старалась расширить их, как могла. — Я хочу съездить в Венецию, покататься на верблюде и увидеть папу римского, — промолвила она во время игры в триктрак. Глаза у Федерико вспыхнули от восторга и тут же скрылись между жирными складками. — В следующем году я отвезу тебя в Венецию и куплю верблюда. — А как же папа римский? — спросила Миранда, захлопав в ладоши. — Папа исключается, — ответил Федерико. — Почему? — надулась Миранда. — Потому что я так сказал! — рявкнул герцог с исказившимся от злобы лицом. Миранда продолжала играть, словно ничего не слышала. Потом глянула на него и невинно улыбнулась. — Тот Федерико, о котором мне рассказывали в детстве, плевал на папу римского с высокой колокольни. Смотри! — воскликнула она, переставив фишку на доске. — Я снова выиграла. А теперь мы поедем в Рим? Федерико уставился на нее с таким видом, словно хотел улыбнуться, но не мог из-за кипящей в нем ярости. — Посмотрим, — буркнул он. Он размышлял над каждым словом Миранды и порой находил в нем такой смысл, которого она и не вкладывала. Как-то она мельком обмолвилась, что девчонки подсмеивались над ней, когда она впервые попала во дворец. Федерико вызвал их в зал — некоторые уже были замужние дамы с детьми — и пригрозил, что отрежет им язык, если они когда-нибудь посмеют обидеть Миранду. Я умолял ее быть осторожнее. Однажды Федерико подарил одной из своих шлюх драгоценные украшения только для того, чтобы на следующий день обвинить ее в краже. — Ты сравниваешь меня со шлюхой? — Нет, конечно! Я просто молю тебя: будь осторожна. Она закатила к потолку глаза. — Ты слишком волнуешься. Поскольку Федерико влюбился в мою дочь, женщины наперебой старались меня соблазнить. Я пытался вызвать в памяти образ Елены, но — potta! — мне так давно не доводилось держать в объятиях женщину! Порой я уступал своей слабости. Нет! Да простит меня Господь, я очень часто ей уступал. Что поделаешь? Я даже не знал, увижу ли когда-нибудь Елену вновь. Как-то ночью, пробираясь к служаночке, с которой мы забавлялись, я заметил под деревом в саду Эмилии две фигуры — Федерико и Витторе. Мой брат поднял руки к луне и прочел молитву, затем открыл крышку чаши, и герцог, запустив туда руку, помазал себе мошонку. Я поспешил к своей кухарочке и рассказал ей о том, что видел. — А что Федерико обычно ест? — спросила она меня. Я ответил, что суп из клевера, слоеный пирог с ветчиной и мелко нарезанные козлиные яички. — Афродизиак! — хихикнула она. Однако, похоже, эти средства не действовали. Теперь я понял, почему Федерико не пытался взять Миранду силой. У него просто не стоял!.. Я помолился Богу о том, чтобы это не охладило его чувства и не испортило ему настроение. Тем не менее расслабляться не стоило. Федерико был по-прежнему опасен. За завтраком Миранда заметила, что розы — ее любимые цветы. Герцог приказал двадцати слугам собрать все розы в долине и преподнести их Миранде за ужином. — Я хочу сделать ей сюрприз. Однако розы уже отцвели. Разъяренный Федерико приказал бросить слуг в темницу, а старшего вздернуть на дыбу. — Попроси герцога освободить их, — сказал я Миранде. — Они ни в чем не виноваты. Она отказалась. — Я не могу. Он сделал это для меня. Чтобы показать, как сильно он меня любит. — Ты наживешь себе уйму врагов. — Я? — Она поднесла к лицу зеркальце и принялась расчесывать волосы. — Но я никому ничего не сделала! — Ты забыла о своем происхождении. — А ты думаешь, я хочу о нем помнить? — Не так я тебя воспитывал! — Правда? — Миранда подняла зеркальце так, что я увидел свое лицо рядом с ее. — Думаешь, ты сильно отличаешься от меня? Я всему научилась у тебя. И теперь, когда жизнь впервые дает мне все, чего я хочу, ты мне завидуешь! — Я пытаюсь защитить тебя. — От кого? — От тебя самой, — ответил я. |