Онлайн книга «Будущий год»
|
— Как? Папушка? Да он мухи не обидит… не обидел… не обижал… — Эта женщина не умела связать двух слов, но тело ее было красноречиво. Она не содрогнулась, она именно всколыхнулась, и Бирюков понял, почему она казалась Митрофанову необыкновенно привлекательной. Тело Людмилы говорило; оно вторило междометиям, перечило словам и в самом несоответствии сказанного и невольно высказанного было что-то наигранное, — расчетливая, но неумелая скрытность. — А ружье у Семена Порфирьевича было? — спросил Бирюков. — Какое там ружье, — опять всколыхнулась в ответ Людмила. — Был он когда-то награжден ружьем, именным, охотничьим, но его давно уже нет… куда-то запропастилось… — Постарайтесь вспомнить, когда вы видели ружье в последний раз. — Да никак весной, когда папушка с Деньком за город собирались… — Зачем они ездили за город? — Гулять. — А зачем ружье брали? — Да не брали они… или брали… Папушка за городом ворон стрелял. — Вы с ними никогда за город не ездили? — Никогда… Мне же некогда, да и папушка ездить перестал… У него было прединсультное состояние… — Не было ли у него каких-нибудь неприятностей в последнее время? Писем? Телефонных звонков? Встреч? — Да никто ему давным-давно не звонил. А заходил к нам только Митрофанов. — Не было ли у Семена Порфирьевича врагов среди соседей? — Да что вы? Мы и не знакомы абсолютно ни с кем… — Вы разрешите мне осмотреть вашу квартиру? — Приходите! — Когда? — Я завтра выходная. Бирюков подумал, что и с Деньком не худо было бы познакомиться сначала на нейтральной территории, и на другое утро отправился в школу. Но Денёк отсутствовал. Учительница сказала, что он часто пропускает уроки. — А пока дед был жив, он аккуратнее посещал уроки? — Ни одного не пропускал, но все равно учился плохо. — Вы мать в школу вызывали? — Вызывала, но вместо нее приходил дед. — И что? — Сказал, что мы сами виноваты. Дело учеников — ходить в школу, наше дело — учить. — Какое вообще впечатление произвел на вас Семен Порфирьевич? — Не он один такой… Бирюков стоял перед домом 4 на улице Красных комиссаров. Дом был построен в форме буквы Г. Малое крыло перпендикулярно большому крылу. Очевидно, стреляли из малого крыла. Но из какого окна? Их несколько десятков. Число подстреленных превысило сорок человек, не считая кошек и собак Практически в каждой квартире имелось охотничье ружье. Как-никак, дом генеральский. Может быть, стреляет душевнобольной? А двор хорошо простреливается. Бирюков почувствовал себя мишенью. И в тот же миг грянул выстрел. Бирюков инстинктивно бросился на асфальт. Мысль работала четко, но бесцельно и отрешенно. Выстрелит ли снайпер в лежачего? Сколько нужно времени, чтобы перезарядить ружье? Может быть, стоило бы забежать в ближайший подъезд? Или доползти до него? Это в ушах зазвенело или после выстрела послышался женский крик? Но женский крик слышался уже в подъезде. Оттуда выбежала Людмила, вцепилась в его пиджак и втащила Бирюкова в подъезд. «Вы полежите здесь, а я сейчас помощь скорую вызову», — вся колыхалась она. Бирюков поднялся на ноги и сказал, что ему нужно позвонить по телефону. Людмила всплеснула руками. Бирюков воспользовался ее замешательством, вскочил в кабинку лифта и поднялся на девятый этаж. Дверь в квартиру была открыта настежь, Бирюков быстро прошел на лоджию. Ружье лежало на виду. Бирюков разрядил его и вскрикнул от боли. Маленький, пухлый, белокурый мальчик впился ему в руку зубами. — Отдай ружье. — Ты стрелял? — Не стрелял я! Отдай ружье! — Ты зачем в деда стрелял? — Он у меня ружье отнял. Отдай ружье! — Кто тебя стрелять учил? — Он… Сеняк… — Какой синяк? — Дед Сеняк… Бирюков сообразил, что «Сеняк» происходит от «Сени». Денёк был записан «Семеновичем». Дед усыновил его. — Где он учил тебя стрелять? — Мы на пустырь ездили. — Зачем же ты в людей стрелял? — Дед заболел, и мы больше на пустырь не ездили. — И что же? — Дед на процедуры ходил, а я начал упражняться, чтобы не разучиться… — И ты начал в людей стрелять? — Сперва стрелял в кошек, в собак… — А потом? — Потом подумал, что в людей лучше. — Как лучше? — Сеняк говорил: стрелять их надо, они предатели. — Кто предатели? — Все они. Они предали тех, кто стрелял. — И в Митрофанова ты стрелял? — Я стрелял. — Упражнялся? — Противный он. Сеняк все говорил: я его пристрелю. Он хочет у нас квартиру оттягать и со Смакой спать. А я сам со Смакой спать хочу! — Кто такая Смака? В комнате послышался громкий всхлип. — Она, мамка, — буркнул мальчишка, и Бирюков удивился, до чего он похож на свою мать: такой же пухлый, голубоглазый, но низкорослый, как дед. — Ты что же, с матерью спал? — Спал, когда маленький был. А потом с ней Сеняк стал спать. — А дед знал, что ты собираешься в Митрофанова стрелять? — Он все собирался сам в него стрелять. Все обещал, а не стрелял. А я взял и выстрелил… — Деду ты об этом сказал? — Он сам догадался. Отнял у меня ружье и пошел со Смакой спать. Сам пел: «Наши жены — ружья заряжены», а у меня ружье отнял. Ну, ничего, я нашел ключ, отпер шкаф и в него выстрелил. — В деда? — Он у меня ружье отнял… Он все равно скоро помер бы… — И ты убил деда? — Нет, не убил… Это не называется «убил»,… Сеняк говорил: безнадежно больных надо усыплять. А смертельно раненых товарищей он сам пристреливал… — Зачем же ты в своих товарищей стрелял? Из пятого «Б»? — Они надо мной смеялись. — А в мать ты мог бы выстрелить? — И выстрелю, если она мужиков водить будет. Ей Сеняк так и говорил. И ремнем ее учил. — А тебя он тоже учил? — Нет, меня он стрелять учил. Только ружье отнял. Сам же говорил: человек с ружьем. Еще песню пел. — Какую песню? Мальчик выпрямился во весь свой маленький рост и громко запел: Наш паровоз, вперед лети, |