Книга Честь самурая, страница 243 – Эйдзи Есикава

— Они и впрямь заботятся о народе, — говорили люди. — И как знать, может быть, их и вправду послали боги.

Постепенно уважительное и даже восторженное отношение к миссионерам становилось повсеместным. Они на деле помогали бедным, больным и бездомным. Церковь устроила даже нечто вроде больницы для бедных и приюта для престарелых. И вдобавок ко всему миссионеры любили детей.

Но, встречаясь на улице с буддийскими монахами, те же самые миссионеры отнюдь не проявляли кротости и долготерпения, присущих им в обращении с детьми. Они обменивались такими взглядами, словно были заклятыми врагами. Поэтому миссионеры предпочитали кружной путь по Ужасной улице, лишь бы не проходить мимо храма Хонно. Но сегодня, как, впрочем, и вчера, им волей-неволей пришлось посетить вражеское логово, потому что его избрал своей временной резиденцией князь Нобунага. А это означало, что по соседству с ними поселился самый могущественный человек во всей Японии.

Неся в золоченой клетке редкую тропическую птицу, а также коробку с изысканными кушаньями, приготовленными привезенным из Европы поваром, трое миссионеров сейчас поспешали в храм с подарками для Нобунаги.

— Миссионеры! Эй, вы, миссионеры!

— Что это за птица? Как она называется?

— А что у вас в коробке?

— Пирог, верно? Угостили бы лучше нас!

— Угостите нас!

Дети с Ужасной улицы преградили священникам дорогу. Троих миссионеров это, однако же, ничуть не рассердило. Улыбаясь детям и отвечая им на ломаном японском, священники попытались продолжить путь.

— Это для князя Нобунаги. Не будьте такими сорванцами. Мы угостим вас пирогами, когда вы придете к нам в церковь. И матерей с собой приведите, — сказал один из священников.

Дети понурившись плелись за священниками, другая же ватага, наоборот, возглавляла шествие. В возникшей суматохе один из мальчишек очутился на краю рва и нечаянно свалился туда. Раздался всплеск, словно прыгнула в воду лягушка. Ров был пуст, так что утонуть мальчик никак не мог. Но на дне сохранилась вода, превратившаяся в болото. Мальчик забарахтался, не в силах выбраться наружу. Стены рва были облицованы камнем, так что и взрослый выкарабкался бы оттуда не без труда. Да так порою и бывало: какой-нибудь несчастный пьяница, случалось, падал в ров и, если там оказывалось много дождевой воды, нередко тонул.

Поэтому кто-то сразу же известил родителей мальчика. Зеваки со всей Ужасной улицы сбежались ко рву, сюда же примчались, даже не обувшись, отец и мать сорванца. Какое несчастье! Но к тому моменту, когда подоспели родители, мальчик уже был вне опасности. Выглядел он как цветок лотоса, извлеченный из речной тины, и все еще всхлипывал.

И он, и двое миссионеров были в грязи с головы до ног. А третий миссионер, бросившийся в ров спасать мальчика, и вовсе походил сейчас на глиняную скульптуру.

При виде священников в столь необычном виде дети развеселились. Они принялись смеяться, хлопать в ладоши и кричать:

— Миссионер — лягушка!

— Рыжая борода вся в грязи!

Но родители мальчика сердечно поблагодарили священников и вознесли хвалу их богу, хотя вовсе и не были христианами. Они в ноги поклонились священникам, пролили слезы благодарности и сложили руки в молитве. И по всей толпе, собравшейся надо рвом, прошелестел одобрительный шепоток. Людям понравилось, как повели себя священники.

Миссионеры, казалось, ничуть не расстроились из-за того, что зря проделали такой путь, что подарки их не пригодились и что им приходится возвращаться с полдороги. На их взгляд, между Нобунагой и мальчиком из трущоб не существовало никакой разницы. Более того, они осознавали, что молва об этом происшествии разнесется по городу и сослужит их церкви и вере добрую службу и, возможно, будет способствовать обращению в христианство многих новых адептов.

— Сотан, видел, что произошло?

— Да. На меня это произвело сильное впечатление.

— Эта религия вызывает ужас.

— Вот именно. Заставляет хорошенько задуматься.

Одному из этих миссионеров было лет тридцать, другой выглядел значительно старше. Они были похожи друг на друга и могли оказаться отцом и сыном. Было в них нечто, резко отличавшее их от важных купцов из Сакаи, — их человеческая приязнь и образованность, которые с годами становятся свойством натуры. Тем не менее внешне они ничем не отличались от купцов.

Храм Хонно, стоило в нем обосноваться Нобунаге, перестал казаться просто храмом. С вечера двадцать девятого у главных ворот царило сущее столпотворение: носилки и паланкины и бесчисленное множество пеших посетителей. Аудиенции, которые давал сейчас Нобунага, казалось, были исполнены глубокого смысла для всей страны. Да ведь и то сказать: благосклонный взгляд, милостивая улыбка или хотя бы одно словечко из уст князя — и посетитель возвращался домой осчастливленный, ценя это в сто, в тысячу раз больше, чем все драгоценности, ткани, вина и яства, которые он принес повелителю в дар.

— Давайте-ка на мгновение прервемся. Кажется, прибыла какая-то важная персона.

— Это, должно быть, наместник со своими чиновниками.

Наместник Мураи Нагато и его чиновники остановились у главных ворот, почтительно пропуская паланкин, в котором восседал какой-то высокородный господин. Вскоре вслед за паланкином появилось несколько самураев, держа под уздцы породистых рысаков. И вновь — небольшая процессия носилок и паланкинов. Узнав Нагато, самураи, приведшие коней, почтительно поклонились ему, не выпуская из рук поводьев.

Как только столпотворение немного умерилось, Нагато со своими людьми проследовал в храм. Убедившись в том, что Нагато уже в храме, двое купцов последовали за ним следом.

Естественно, стража у ворот проявляла строжайшую бдительность. Входившие и выходившие люди не привыкли к такому блеску оружия и доспехов в мирное время. Сверкали не только пики и секиры, но и глаза стражников. Стоило человеку навлечь на себя хотя бы малейшее подозрение, и его немедленно останавливали.

— Ну-ка, стойте! Куда это вы идете? — обратился один из стражников к двоим купцам.

— Меня зовут Сёсицу. Я из Хакаты, — вежливо объяснил старший, почтительно поклонившись стражникам.

Поклонился им и младший из купцов:

— А меня зовут Сотан. Я тоже из Хакаты.

Стражники посмотрели на них с таким недоумением, словно купцы изъяснились по-тарабарски, но их начальник, также стоявший у сторожевого поста, улыбнувшись, велел пропустить купцов в храм.

— Пожалуйста, проходите.

Зал Омотэмидо был главным помещением храма, но сейчас подлинный центр переместился во временную резиденцию Нобунаги. В саду за покоями, из которых непрерывно слышался голос князя Оды, журчал ручей, а из домов, расположенных чуть поодаль, с порывами освежающего ветра время от времени доносился звонкий женский смех.