Онлайн книга «Отель "Савой"»
|
В это мгновение открывается люк чердака, и появляется Игнатий, старый лифт-бой. Неужели сегодня его так высоко поднял его лифт? — Отель горит! — кричит Игнатий. — Спускайтесь же вниз! — зовет заведующий. Вдруг из чердачного люка вырывается яркое пламя; голова Игнатия исчезает. — Нам нужно спасти его! — говорит заведующий. Вдруг, подобно зверю, вырывается сноп желтого пламени. Загорается на шестом этаже. За окнами видны белые пучки огня. Пожар на пятом, четвертом этажах. Горят все этажи в то время, как толпа штурмует гостиницу. В суматохе я замечаю Звонимира и окликаю его. В сильный шум тяжелыми ударами врывается звон городских башен и колоколен. Раздается барабанная дробь. Ее сопровождает гул от твердо ступающих подбитых гвоздями сапог. Раздается звук команды. XXIX Солдаты явились раньше, чем я предполагал. Они ступают точно так же, как и мы когда-то маршировали, широкими, развернутыми двойными шеренгами с офицером во главе и барабанщиком сбоку. Ружья с примкнутыми штыками они держат наперевес. Они маршируют под дождем, грязь летит вверх, и вся сомкнутая солдатская масса топает, подобно машине. Командный оклик разъединяет эту плотную массу. Двойные шеренги расступаются. Солдаты стоят, подобно вырубленному лесу, в больших интервалах на арене борьбы. Они окружают весь массив зданий. Толпа замкнута в отеле и на тесной улице. Звонимира я больше не видел. XXX Всю ночь я прождал Звонимира. Было много убитых. Быть может, Звонимир был среди них? Я написал его старику-отцу, что Звонимир умер в плену. К чему мне было сообщать старику, что смерть настигла его силача-сына в пути? Многих возвращенцев настигла смерть в отеле «Савой». Она в продолжение шести лет охотилась на них, на войне и в плену. Кого преследует смерть, того она и настигает. В седеющем утре вздымаются полуобвалившиеся остатки отеля. Ночь была прохладная и ветреная и способствовала росту пожара. Утро несет с собою серый, косой дождь, который тушит скрытый огонь. В обществе Авеля Глянца я направляюсь на вокзал. Следующий поезд должен уйти вечером. Мы сидим в пустой зале для пассажиров. — Знаете ли вы, что Игнатий, собственно, и был Калегуропулосом? А Гирш Фиш также сгорел в отеле. — Жалко, — заявляет Авель Глянц. — Это была хорошая гостиница. Мы едем тихим поездом вместе с южнославянскими возвращенцами. Возвращенцы поют. Авель Глянц начинает: — Когда я приеду к своему дяде в Нью-Йорк… — Америка! — думается мне — сказал бы Звонимир, только одно слово — «Америка!» 1924 |