Книга Смутное время. Марина Мнишек, страница 59 – Нина Молева

— Ты стоишь десятка восточных мудрецов, Ян Бучиньский. Мне определенно повезло, что я имею такого превосходного секретаря.

— Благодаря вам, ваше величество. Может быть, ваше величество найдет возможным, кроме конфиденциальных услуг, найти для верного ему человека и какой-то достойный официальный статус.

— Тебе недостаточно, что ты во всякое время находишься при мне и знаешь все мелочи царской жизни, что я постоянно обращаюсь к тебе за более и менее значительными советами? А знаешь ли, как недовольна твоим присутствием царица-мать и все ее окружение? При каждом случае она старается мне внушить, что на твоем месте должен быть не только московит, но еще и один из моих родственников. Так всегда было принято в Московии.

— И вы склоняетесь к ее доказательствам?

— Конечно, нет. Но дать думские чины тебе, твоему брату?

— Что же в этом особенного, ваше величество? Ведь Боярская дума подчинена вам, а не вы Боярской думе. Разве слово царя не закон?

— Это ты читал мне слова какого-то, если не ошибаюсь, английского сочинителя: «Стать королем — ничто, им нужно прочно стать». Вот тогда-то и вы с братом, и Слонский получите все, что заслужили.

— Значит, нет, ваше величество.

— Я не говорю — нет. Я говорю — пока нет. Если бы ты понимал русскую речь и все доводы, которые приводят бояре по поводу еретиков и иноземцев! Поэтому мне пришлось ввести в думе чин мечника — носителя царского меча и назначить им Михайлу Скопина-Шуйского. Несмотря на его двадцать лет…

— Это правда, Янек? Пан Адам Вишневецкий…

— В Москве, ваше-величество.

— Какая неслыханная дерзость! Он даже не соизволил заручиться моим согласием на этот приезд!

— Это было бы не в его характере, ваше величество.

— Ясновельможный пан забывается. Явиться во дворец московского царя без приглашения!

— И достаточно настойчиво добиваться аудиенции.

— Настойчиво, для Вишневецкого, значит, с криками и шумом.

— Именно так, ваше величество. Если бы не казаки, которые охраняют вас, он бы ворвался в царские покои.

— Ты думаешь, жолнежи…

— Они бы просто растерялись. К тому же пан Вишневецкий знает секреты обращения с ними. А они знают, что им придется возвращаться в Край и, не исключено, на его земли.

— А казаки, наоборот, наверно, захотели проучить ясновельможного пана. От них можно и этого ожидать.

— Ваше величество, они были настолько пьяны, что вряд ли толком понимали, кого вытолкали взашей. Пан Вишневецкий надолго запомнит московский прием. И тем не менее — тем не менее, осмелюсь заметить вашему величеству, разговор с паном Вишневецким неизбежен.

— Он приехал с новостями из Самбора? От Мнишков?

— Нет, его привела страсть к деньгам.

— К деньгам? Ничего не понимаю. Я ничего ему не должен.

— Пан Вишневецкий утверждает, что тем не менее он истратил на нужды вашего величества несколько тысяч собственных рублей.

— Каким образом? Это полная несуразность. Я вообще не стану объясняться с ним на подобную тему. Что это за торговля!

— К сожалению, он не только не первый, ваше величество. Скорее всего и не последний. Мухи всегда слетаются на запах меда.

— Навозные мухи.

— Всякие. Но пан Вишневецкий обладает определенным влиянием в Крае, и ссора с ним может повредить отношениям двух держав.

— Ты становишься дипломатом, Бучиньский. Или — или Вишневецкий нашел путь к твоему сердцу.

— Он мне глубоко безразличен, ваше величество. И именно поэтому мне кажется, что существует способ избавить вас от назойливых и необоснованных притязаний.

— Какой же? При настырности ясновельможного пана и его вечно худом кармане?

— Не соизволит ли ваше величество отослать пана Вишневецкого к боярам? Пусть он попытается им доказать свои права и что бы то ни было получить от них. В отказе можно не сомневаться, а у вашего величества будет основание развести руками.

— Няню! Пестунка моя! Что это — уже запрягают?

— Запрягают, горлиночка моя, давно запрягают.

— Что ж не будила раньше? Как это я так заспалась?

— Какой же грех в том, Марыню. Сон человеку — лучший друг. Лучшего не бывает. Он и свой срок знает. Спишь, значит, так и надо.

— Какое надо! Москва же ведь скоро. Конец пути нашему.

— Говорят, скоро.

— Не радуешься, няню? Не устала еще от езды этой несносной?

— Устала. Как не устать. Годы мои не те, чтоб в такой дальний путь пускаться. Бока-то все так и ломит, так и ломит.

— Так чего ж не радуешься?

— Не знаю, горлиночка, надо ли радоваться-то.

— Да ведь ты же со мной, няню, останешься. Как бы это было, чтоб пестунка свою выхованку в чужом краю кинула.

— Никогда не кину.

— Сама ты не своя, няню. Который день примечаю. Вон и сейчас, гляди, кофий на туфельку мою плеснула. Не бывало с тобой такого. Нездоровится тебе?

— Здоровье — оно разное бывает. Телом человек, может, и крепок, а вот сердце… Горлиночка ты моя, Марынечко…

— Няню, вижу, сказать мне что-то хочешь. Так говори, пока одни. Там дальше народу столько набежит, словом на особенности не перекинешься. Говори, говори, пестунка, что тебя гнетет.

— Марынечко, кохана… Из Москвы тут люди приезжали…

— Что ни день приезжают.

— Верно. Вот и болтали в харчевой палатке разное. Нужно ли тебе про то знать, нет ли, мне, старухе, не разобраться.

— Мне все знать надобно. Все! Сама знаешь, край чужой, непонятный. Люди… не знаем мы, какие они.

— То-то и оно. Болтали приезжие, будто супруг твой, государь Московский… Не знаю, Марынечко, может, и от злобы клевещут….

— Что о царе Дмитрии говорят? Опять о его рождении? Так и слушать не стану. Ничего не нужно мне — все сама до конца решила.

— Не о рождении, Марынечко, а то, что — ой, прости мне. Боже, смелость мою, прости мне грех мой тяжкий противу горлиночки моей! — что взял царь Дмитрий себе… любовницу.

— Как любовницу? Кто видел?

— Все видели. Живет будто бы во дворце с ней, ни от кого не скрываясь. Ночи напролет у нее, да и днем за стол королевский сажает, почести всяческие оказывает.

— Ты с ума сошла!

— Лучше бы и впрямь рехнулась старуха. Только они обо всех подробностях толковали. И как одевает ее царь Дмитрий, какими словами ласковыми называет. Что ни минута, за руки берет, в глаза глядит — насмотреться не может.

— Нет, нет! Напутала ты все. Сей же час людей мне тех позови! Сама допрошу, сама все вызнаю!