
Онлайн книга «Белая Богиня»
Как же ей тогда поклоняться? Донн предвидел эту проблему в своем раннем стихотворении «Первоцвет». Он знал, что первоцвет посвящен Музе и что «таинственное число» его лепестков — знак женщины. Должен ли он любить шестилепестковую или четырехлепестковую Богиню, которая не больше и не меньше, чем земная женщина? Он выбрал пять лепестков и наукой чисел доказал, что женщина, если хочет, может иметь полную власть над мужчиной. Но об увенчанной лотосами Богине в коринфских мистериях говорилось задолго до того, как эта фраза была отнесена на счет идеально доброго Бога-Отца: «Служение ей есть идеальная свобода» [255] . И вправду, Богиня никогда ни к чему не принуждала, но дарила или отнимала свою милость в зависимости от того, — правильные или неправильные подарки несли ей ее сыновья и возлюбленные — и эти подарки они выбирали по собственному усмотрению, а не под ее диктовку. Ей должно поклоняться в ее пяти ипостасях (считайте хоть лепестки лотоса, хоть примулы): Рождение, Инициация, Совершенство, Покой, Смерть. Можно возразить, что мужчина так же достоин божественности, как женщина. Это правильно, но только в одном случае. Он божествен не как одно существо, а только как один из двойни. Например, Осирис, Дух Прибывающего Года, всегда ревнует к своему двойнику Сету, Духу Убывающего Года, и наоборот. Он не может быть ими обоими одновременно, разве что интеллектуальным усилием, которое разрушает его человеческую сущность, и это главный порок культа Аполлона или Иеговы. Мужчина — полубог, потому что всегда стоит одной ногой в могиле, а женщина божественна, потому что может держать обе ноги в одном месте, будь то на небе, или под землей, или на земле. Мужчина завидует ей и лжет себе о своей целостности, отчего делает себя несчастным, ибо если он божествен, то она даже не полубогиня, а обыкновенная нимфа и его любовь к ней оборачивается насмешкой и ненавистью. Женщина поклоняется младенцу мужского пола, а не взрослому мужчине: это доказательство ее божественности и зависимости мужчины от нее в течение всей жизни. Тем не менее, она страстно заинтересована во взрослых мужчинах, потому что любовь-ненависть, которую Осирис и Сет питают друг к другу из-за нее, — дань ее божественности. Она старается удовлетворить обоих, но может сделать это лишь с помощью поочередного убийства, а мужчина видит в этом свидетельство ее неколебимой лживости, а не своих собственных противоречивых притязаний на нее. Довольно часто поэты протестовали против ее власти, например Аллан Рамсей в «Богине ленивых» («Ласковый пастух», 1725): Богиня суетных, слепых и вялых! В алтарь и храм в профанных ритуалах Твой грешный дух входил и осквернял их. Алтарь? Он стал святилищем, но скверны! Под маскою святыни лицемерно Лицо таится похоти безмерной! О низменная! Следом за тобою Нижайшие тебя идут гурьбою: Ты — повод к их распутству и разбою. Души и тела порча ты. Врагиня Рассудка и любовных краж богиня. Куда ни ступишь ты — везде пустыня. Ты с дочерью сравнима океана: Маня водой спокойной капитана, Его ты губишь в шуме урагана. Вихрь вздохов, водопады слез соленых И волны упований сокрушенных Ты для людей готовишь обреченных. Ты — власть, и повеленьями своими Заставила бы мир сменить ты имя, Будь благодатными они — не злыми. Мать бурь и гнева! Се — влюбленных двое, Подумай, горе им несешь какое! Не хвастай силой, их оставь в покое. (Перевод А. Шараповой) Но чем дольше откладывается ее приход, чем истощеннее становятся стараниями человека земля и море, тем немилосерднее будет ее пятиликая маска, тем меньше свободы она даст полубогу, которого изберет своим временным представителем. Попробуем представить ее заранее, вообразив все самое худшее: Вверху Полярная Звезда, Путь Млечный и Медведицы; Внизу лягушки у пруда В испуге Страшного Суда Сошлись, чтоб исповедаться. Там тень ольхи — как пред Крестом Тень Господа склоненная, Глаз филина горит огнем, От их скачков круги кругом — И льется песнь бессонная. Но цапля с красною серьгой С утра придет охотиться И клювом, точно острогой, Десяток уложив, другой, В дом, сытая, воротится. (Перевод А. Шараповой) Мы задолжали ей сатиру в память человека, который первым поколебал равновесие европейской цивилизации, посадив на трон капризного и деспотичного мужчину по имени Зевс и лишив трона Фемиду с ее чисто женским стремлением к порядку. Греки знали его как Птерсея Разрушителя, убившего горгону воинственного царя из Азии, дальнего предка разрушителей Александра, Помпея и Наполеона. То меченосец узкогубый, Губитель ближних узкобедрый, Шутами славимый сугубо: Покров его — броня стальная, Он путь на запад держит бодро, Красою колесниц блистая… Таков ли ты, стяжатель трона Любвеобильного владыки, Сложившего Луне исконно, Хромец, всегда обутый в злато, Большой петух, манок великий Для каждой курицы хохлатой! Ты в капюшоне златолунном, Как будто дурень одичалый, Позволил стыть печам чугунным И меч свой отдал при набеге — Страж поля, где земля пускала Единодушные побеги. Наложница твоя украдкой С ростовщиками веселится, И вечером на пир ваш гадкий На звере с головой людскою Священник бледнолицый мчится — Луна смеется над тобою. (Перевод А. Шараповой) [1] Английское слово litter, производное от lectum, имеет двоякое значение ложа и постельных принадлежностей, и в обязанности владельца манора Отерарси во времена Ангевина входило «служить королю приготовлением постели летом из трав и листьев, зимой — из соломы». [2] The New Authoritarianism, Conway Memorial Lecture, 1949. |