Онлайн книга «Проблеск истины»
— Ты уполномочен действовать от его имени? — Не тебе спрашивать об этом. — Прости мое невежество, брат. Он говорит твоими устами? — Если захочет. — Может ли человек, который не… — Довольно вопросов. — Последний вопрос…. — Вот твой пенициллин, — прервал я. — Проглоти и ступай. Палатка не место для таких бесед. Стукач смотрел на микстуру с недоверием, неуместным дня потенциального вершителя великих дел. Впрочем, не исключено, что он ожидал укола и теперь досадовал об упущенном случае продемонстрировать отвагу перед иглой Вкус ему, однако, понравился, и он с удовольствием принял две столовые ложки. Я за компанию тоже принял две ложки: никогда не знаешь, что случится на нгоме. — Если у лекарства такой приятный вкус, разве оно может быть сильным, брат? — Сам Великий Маниту использует это лекарство. — Да свершится воля Аллаха. Когда мне принять остальное? — Утром, как проснешься. Если ночью не сможешь спать, соси леденцы. — Я чувствую себя гораздо лучше, брат. — Иди присмотри за Вдовой. — Иду. Все это время снаружи доносились грохот барабанов, звон колокольчиков и резкие звуки свистков. Мне по прежнему не хотелось танцевать, настроение недозрело, и, когда ушел Стукач, я сделал себе джин с кампари, добавив немного содовой из сифона. Мне верилось, что в совокупности с двумя ложками пенициллина это возымеет должный эффект, пускай не основанный на чистой науке. Эксперимент прошел удачно, барабанный гул сделался отчетливее. Я прислушался, стараясь определить, изменился ли тембр свистков, и пришел к выводу, что не изменился. Посчитав такой результат положительным, я достал из бурдюка холодную кварту пива и вернулся к танцующим. Моим жестяным барабаном уже кто-то завладел, и я праздно уселся под деревом, где меня и отыскал дружище Тони. Тони был прекрасным человеком и одним из моих лучших друзей. В танковых войсках он дослужился до сержанта, показав себя храбрым и умелым бойцом. Тони был если не единственным масаи в британской армии, то уж точно единственным сержантом-масаи. Он работал в охотоведческом хозяйстве под началом Джи-Си, что служило предметом моей постоянной зависти: Джи — Си всегда везло с людьми. Тони был отличным механиком, надежным работником, никогда не унывал, отлично говорил по-английски, по-масайски, немного на языке чагга и камба и, естественно, на суахили. По виду он совсем не был похож на масаи: коротконогий, широкогрудый, с мускулистой шеей и крепкими руками. Я обучил его боксу, и мы часто спарринговали. — Отличная нгома, cap, — сказал Тони. — Да, — согласился я. — Танцевать не будешь? — Нет, cap. Это нгома для вакамба. Егеря как раз начали очень сложный танец, и девушки присоединились к ним, совершая интенсивные совокупительные движения. — Здесь много красивых девчонок. Какая тебе нравится, Тони? — А вам, cap? — Не могу решить. По крайней мере четыре очень хороши. — Но одна лучше всех. Понимаете, о ком я? — Прекрасная девушка. Откуда она? — Она камба, cap, из соседней шамбы. Девушка была действительно хороша, лучше не придумаешь. Мы с Тони не сводили с нее глаз. — Ты видел мисс Мэри и капитана? — Да, cap. Они недавно были здесь. Я очень счастлив, что мисс Мэри убила льва. Это ведь так давно началось! Помните, масаи с жвачкой заколол льва копьем? Еще в старом лагере под фиговым деревом. Долго же она охотилась за своим львом, cap! Сегодня утром я сказал ей масайскую пословицу. Она не говорила? — Нет, Тони. — Пословица такая: когда умирает большой бык, в мире наступает тишина. — Очень верно схвачено. Слышишь, в мире и сейчас тихо. Даже среди шумной нгомы. — Вы тоже заметили, cap. — Конечно. У меня внутри со вчерашнего дня тишина. Пива выпьешь? — Спасибо, cap, не надо. Мы будем сегодня боксировать? — А ты хочешь? — Если вы не против, cap. Здесь много новичков, их надо попробовать в деле. Может, завтра, после нгомы? — Можем и сегодня. — Завтра, наверное, лучше. Один из новичков, cap, очень грубый парень. Не плохой, нет. Просто грубый. Вы знаете, о чем я. — Из городских? — Вроде того. — Боксировать умеет? — Я бы не сказал. Но очень резкий. — А удар? — Хороший, cap. — Кстати, что это за танец? — Новый боксерский танец, cap. Вот смотрите: делают нырок и хук слева, как вы учили. — Даже лучше, чем я учил. — Значит, завтра? — Завтра ведь ты уедешь. — Ах да. Забыл, cap. Простите. Я совсем рассеянный, с тех пор как умер большой бык. Устроим бокс в следующий раз. Пойду проверю грузовик. Я отправился на поиски Кейти и нашел его на периферии танцующей толпы. Он был весел и энергичен. — Развези людей по домам, как стемнеет. Организуй грузовик, подключи Мтуку с охотничьим джипом. Мемсаиб устала, мы хотим пораньше поужинать и лечь спать. — Ндио, — согласился он. — Джамбо ту, — кивнул я. — Почему не танцуешь? — Слишком много правил. Не мое. — Аналогично. Ужин в тот вечер был отменный: Мбебиа приготовил отбивные из льва, панированные в сухарях. Они удались на славу. В сентябре, когда мы впервые отведали львиных отбивных, это казалось чем-то эксцентричным, даже варварским, и вызвало немало споров. Некоторые отказались их есть, другие сочли деликатесом. Мясо было белым, нежным, похожим на телятину и совсем не отдавало дичью. — Если такие отбивные подадут в хорошем итальянском ресторане, их никто не отличит от миланского шницеля, — заметила мисс Мэри. У меня сомнений не было с самого начала: я понял, что мясо будет вкусным, впервые увидев освежеванную львиную тушу. Мкола, в ту пору мой оруженосец, подтвердил мою догадку, заявив, что не ел ничего вкуснее. Мы, однако, находились под жестким влиянием Отца, который пытался вылепить из меня нечто вроде «пукка-саиб», то есть абсолютного охотника, и я ни за что бы не отважился заказать нашему повару жареного львиного мяса. В этом году ситуация изменилась, и когда мы убили первого льва, я попросил Нгуи отнести вырезку на кухню. Отец, конечно, заявил, что это варварство и ни один нормальный человек не ест львиного мяса, но в последнем сафари мы жалели уже не о сделанном, а о том, чего сделать не успели, поэтому оппозиция носила весьма условный характер. Мэри научила Мбебиа готовить панированные отбивные, и когда Отец почуял божественный аромат и убедился, что мясо расступается под ножом, подобно нежнейшей телятине, и увидел, с каким наслаждением мы поедаем новое блюдо — он не устоял и попробовал кусочек. |