Книга Мятежные ангелы, страница 16 – Робертсон Дэвис

— Я думала, демагоги любят естественные науки, — сказала Агнес Марли. — Из них можно извлечь практическую пользу. Нападают они обычно на гуманитарные дисциплины.

— О, про гуманитариев он тоже не забыл. Он рассказал про какую-то девушку, которая хвалилась, что она девственница, и в доказательство носила воду в решете. Что это за игры в университете, черт побери, вопросил он с праведным, с его точки зрения, гневом.

— О боже, — сказала Мария, — это он про меня.

— Что это вы творите, дорогая? — спросил Эрки.

— Делаю свою работу. Я ассистент преподавателя, и мне приходится читать инженерам-первокурсникам лекции по истории науки. Это непросто: они не верят, что у науки есть какая-то история, для них все происходит здесь и сейчас. Так что мне приходится читать как можно интересней. Я рассказала про девственных весталок — и как они доказывали свою девственность тем, что приносили воду из Тибра в решете. Я подзадорила нескольких девушек с курса — у меня огромный курс, сто сорок человек, — и кое-кто не побоялся и попробовал, и у них ничего не получилось. Было много смеху. Тогда я пронесла воду в решете шагов двадцать и не пролила ни капли, и все долго ухали и ахали, и тут я дала им посмотреть на решето. Конечно, мое решето было смазано жиром, а это доказывает, что девственные весталки неплохо разбирались в коллоидной химии. Все прошло на ура, и теперь студенты едят у меня из рук. Видимо, кто-то из них об этом рассказал, а этот Мюррей, как его там, подхватил.

— Умно, — сказал Артур, — но, боюсь, чересчур умно.

— Да, — подхватила Агнес Марли. — Первая заповедь что для преподавателя, что для студента: не будь чересчур умным, иначе не оберешься неприятностей.

— Но неужели это и правда действует? — спросил Эрки. — Я принесу сито из кухни, и мы попробуем.

Он с большой помпой принес сито, намазал его сливочным маслом, умудрился налить туда несколько капель воды и сделал лужу на ковре.

— Но конечно, я не девственник, — заметил он, хихикая чересчур игриво.

— И еще вы использовали неправильный жир, — заметила Мария. — Вы не подумали, что могло оказаться под рукой у весталок. Попробуйте ланолин, и, может быть, вы все же окажетесь девственником.

— Нет, нет, я лучше поверю, что это истинная проба, — возразил Эрки. — Мне приятней думать, что вы, дорогая Мария, действительно девственница. Ведь это так? Ну скажите, тут все свои. Вы девственница?

Студент-бармен зареготал: судя по его виду, он был провинциалом и сейчас, наверное, думал, что вращается в высшем свете.

— Что такое, по-вашему, девственность? — спросила она. — Один канадец определял девственность как ситуацию, когда душа управляет телом, а не наоборот.

— О, ну если вы собрались говорить о душе, тут я не специалист. Отец Даркур нам об этом больше порасскажет.

— Думаю, весталки очень хорошо понимали, что делают, — отозвался я. — Простой народ требует простых доказательств для вещей, которые вовсе не просты. Мне кажется, что писатель, которого вы упомянули, мисс Феотоки, говорил о целомудрии, которое является свойством духа; девственность же — это технический, телесный атрибут.

— Ох, Симон, какой же вы иезуит, — сказал Эрки. — По-вашему, выходит, что девушка может пуститься во все тяжкие, а потом сказать: «На самом деле я, конечно, целомудренна, потому что мысленно держала фигу в кармане»?

— Целомудрие не исключительно женское свойство, — заметил я.

— В общем, мне удалось достучаться до инженеров, — продолжала Мария. — Они почти поверили, что науку изобрели до их появления в университете и что, может быть, глупые люди, жившие в старину, все-таки кое-что знали. Знаете, ведь тогда было много подобных испытаний. Одно из них позволяло определить мудреца. Помните, профессор Маквариш?

— Я прибегну к классической отговорке ученого, дорогая Мария: это не моя специальность.

— Если вы мудрый человек, это определенно ваша специальность, — сказала Мария. — В старину считали, что мудрец может поймать ветер сетью.

— Что, сеть надо было намазать жиром?

— Нет, это метафора: она значила «постигнуть осязаемое, но невидимое», но, конечно, это мало кто понимал.

Холлиеру во время этого диалога было явно не по себе, а теперь он поспешил сменить тему:

— Отвратительны эти нападки на Фроутса: он очень талантливый ученый.

— Но эксцентричен, — сказал Эрки. — Наш Из-Дерьма-Конфетку, несомненно, эксцентричен, а вы знаете, какой политический капитал можно сколотить нападками на эксцентричного человека.

— Очень талантливый ученый, — продолжал Холлиер, — и мой большой друг. Моя работа и его тесно связаны, но дешевый демагог вроде Брауна этого никогда не поймет. Думаю, мы с Фроутсом оба пытаемся поймать ветер сетью.

На приемах с коктейлями я вечно порчу себе аппетит разнообразными аппетитными закусками. Поэтому от Эрки я направился прямо к себе, по дороге купив газету, чтобы посмотреть, считаются ли нынче новостями нападки Брауна на университет.

Официально я числюсь на кафедре богословия в «Душке», но живу в другом месте. У меня комнаты в Плоурайт-колледже, это совсем рядом. Здание относительно современное, но построено не в скудном, человеконенавистническом стиле современной университетской архитектуры; мои комнаты расположены в надвратной башне, так что из окон я вижу и внутренний дворик Плоурайта, и большой, раскинувшийся во всю ширь пестрый университетский городок.

Кухни у меня нет, но есть электроплитка и небольшой холодильник в ванной. Я сделал себе тосты и кофе, достал банку меда. Не очень подходящая еда для человека, начинающего полнеть, но мне чужда современная лихорадочная погоня за стройностью. Еда помогает мне думать.

Речь Брауна была изложена в газете не целиком, но довольно подробно. Я встречал Мюррея Брауна, когда служил приходским священником — до того как занялся научной работой. Он был озлобленным человеком и дал выход этой злобе, отправившись в крестовый поход во благо бедняков. Думая об обидах, нанесенных малоимущим, Браун мог всласть предаваться гневу, как угодно выходить из себя, приписывать низкие мотивы любому, кто с ним не соглашался, и сбрасывать со счетов как несущественное все, чего не понимал. Консерваторы его ненавидели, а либералы стыдились, так как он обладал чрезвычайно узким кругозором и не имел определенных целей; но он находил достаточно единомышленников, чтобы снова и снова избираться в парламент провинции Онтарио. [22] Он вечно с чем-нибудь яростно боролся, бичевал те или иные прегрешения, а теперь вот обратил взор на университет. В своем примитивном стиле он был довольно ловким полемистом. Неужели мы тратим такие огромные деньги для того, чтобы профессора возились в дерьме, а девицы несли похабную чушь в аудиториях? Конечно, нам нужны врачи, медсестры, инженеры, может быть, даже юристы. Нужны экономисты — в разумном количестве — и учителя. Но нужны ли нам всякие излишества? Слушатели соглашались, что нет.