Книга Мятежные ангелы, страница 92 – Робертсон Дэвис

— Ты правда так думаешь?

— Да, правда, и в этом есть нечто утешительное. Ты мне говорила, что не очень веришь в наследственность, хотя я не понимаю, как это согласуется с копаниями в прошлом — твоими и Холлиера. Если прошлое не считается, зачем нужно им заниматься?

— Ну… наверное, я немного преувеличила.

— Я так и думал. Ты пыталась отвергнуть свое цыганское наследие.

— Я передумала.

— Это очень правильно. От него все равно не избавиться, а если его отрицать, оно отомстит.

— Боже, Артур, ты говоришь точно как моя мать!

— Рад слышать.

— Не радуйся: то, что естественно в ее устах, звучит смешно, когда исходит от тебя. Артур, тебе когда-нибудь говорили, что ты склонен к менторскому тону?

— Люблю помыкать людьми, да?

— Да.

— Несносный всезнайка?

— Да.

— Нет. Даже не намекали. Обычно, если люди в разговоре со мной тщательно выбирают выражения, они говорят «решительный человек с хорошо развитой интуицией».

— Интересно, что сказала бы о тебе моя мать?

— Любезно признала бы во мне родственную душу, я полагаю.

— Не будь в этом так уверен. Но что до наследия и всякого такого — ты хорошо подумал? Не забывай, женщины с возрастом становятся похожи на свою мать.

— Быть женатым на пхури дай — что может быть лучше? Ну ладно, сколько времени ты собираешься думать?

— Я уже решила. Я согласна.

Замешательство, поцелуи. Через некоторое время:

— Люблю, когда женщина умеет быстро принимать решения.

— Я все решила, когда ты назвал меня глупенькой. Меня еще никто так не называл. Мне говорили лестные вещи, вроде Софии, и нелестные, вроде непочтительной шлюхи, но еще никто никогда не предлагал мне дружбу. Я не могла отказаться.

Я не венчаю людей, не поговорив с ними заранее. Я обязательно выясняю, что такое, по их мнению, брак и во что они, по их мнению, собираются вступить. Я действую в том числе из осторожности: я не хочу связываться с людьми, которые желают венчаться по придуманному ими самими сценарию, изобретают для себя замысловатые обеты и хотят заменить молитвы из требника на белиберду Халиля Джибрана [125] или еще какого-нибудь модного гуру. С другой стороны, я готов пойти навстречу брачующимся, если им, как современным людям, формулировки брачных обетов кажутся чересчур суровыми. Я также придирчив к музыке и не допускаю никаких там «О, обещай мне» или «Господь сотворил тебя для меня». Я не разрешаю использовать ни свадебный марш Мендельсона, поскольку это театральная музыка, ни марш из «Лоэнгрина», который был прелюдией к удивительно неудачному браку. Я не желаю рассматривать себя как живописное приложение к народному обряду, выполняемому людьми, у которых нет ни капли веры в Бога. Однако я не требую от людей, которых венчаю, строгого следования христианским канонам, поскольку и сам не очень ортодоксален.

Поэтому меня удивило стремление Артура и Марии сделать все строго по писаному. Удивило и немного встревожило: по моему опыту, чрезмерная ортодоксальность ведет к беде; некоторая доза пофигизма дает гораздо лучшие результаты.

Беседа с Артуром и Марией состоялась в моих апартаментах в Плоурайте в понедельник накануне венчания. Мария пришла раньше, и я обрадовался, потому что хотел поговорить с ней с глазу на глаз.

— Артур знает про вас с Холлиером?

— О да, я ему все рассказала, и мы согласились, что это не считается.

— В каком смысле «не считается»?

— Это значит — в том, что касается нас двоих, я все еще девственница.

— Но, Мария! В наши дни девственность невесты обычно никого не волнует. Что важно, так это любовь, доверие и серьезные намерения.

— Не забывайте, что я наполовину цыганка, а для цыган это очень важно. Все зависит от того, чья девственность: для пустых людей она, без сомнения, пустой звук.

— Тогда что вы сказали Артуру? Что, держали фигу в кармане?

— Симон, я не ожидала от вас такой пошлости.

— Это не пошлость. Я просто хочу быть уверен, что вы себя не обманываете. Для меня это не имеет значения, но, если для вас имеет, я хочу быть уверен, что вы действуете сознательно. Важнее всего — излечились ли вы от любви к Холлиеру.

— Не совсем. Конечно, я его все еще люблю; кроме того, Артур дарит мне на свадьбу папку Грифиуса, и, конечно, я буду работать над ней вместе с Холлиером. Но он — мятежный ангел, как и вы, милый Симон, и я люблю его так же, как вас, — хотя, конечно, вы священник, а он своего рода маг, а это очень большая разница.

— Почему?

— Маги не считаются. Мерлин, Клингзор и все прочие были не способны на человеческую любовь и обычно вдобавок импотенты.

— Жаль, что Элоиза с Абеляром этого не знали.

— Да. Они ужасно влипли. Если бы Элоиза хоть чуточку более трезво смотрела на вещи, она бы поняла, что Абеляр чудовищно наивен в человеческих отношениях. Но конечно, ей было всего семнадцать лет. О, эти письма! Но не будем о них. Холлиер помог мне понять, что такое мудрость и научное познание, — вот что важно, а не то, что я один раз споткнулась на пути. А вы помогли мне ощутить — в меру моих теперешних способностей — щедрость и радость научного познания. Поэтому я люблю вас обоих. Но Артур совсем другой, и то, что я приношу ему, не тронуто ни одним мужчиной.

— Это хорошо.

— Артур говорит, что физический акт любви — метафора духовной встречи. С Холлиером это определенно было так. Независимо от того, что чувствовала я, он тут же устыдился.

— Я и не подозревал, что Артур такой философ в этих вещах.

— У него бывают удивительные мысли.

— У вас тоже. Я думал, вы хотите убежать от своего цыганского наследия.

— Я и хотела… до встречи с Парлабейном. Но он столько говорил о необходимости признать собственные корни и их равноценность кроне… Он помог мне понять, что я не смогу убежать от своей цыганской крови. Я должна ее признать, потому что иначе она будет глодать меня всю жизнь, как язва. Мы собираемся проделать и цыганские обряды…

— Постойте! Я хочу вас обвенчать, но я не потерплю всякого там рассекания запястий, смешивания крови, махания кровавыми полотенцами в доказательство девственности и прочего. Я думал, вы хотите заключить христианский брак.

— Не бойтесь, ничего такого не будет. Но Ерко очень серьезно относится к своей роли — он ведь заменяет мне отца. Кстати, по цыганскому счету он, как брат матери, даже важнее. Ерко потребовал у Артура, и получил, выкуп за меня — золотом. И церемониально принял Артура как пшала — ну, знаете, это гаджё, которые женились на цыганках. Они считаются братьями, хотя, конечно, не полноправными цыганами. А мамуся дала нам хлеб и соль: она разломала булочку с коркой, посолила, и мы должны были съесть половинки, пока она провозглашала, что мы будем верны друг другу, пока нам не надоедят хлеб и соль.