Онлайн книга «Я умер вчера»
|
Она наконец закончила списывать данные с его паспорта и подняла глаза на Готовчица. Глаза были серыми и спокойными, и в них почему-то не было и следа той усталости, которую Борис Михайлович заметил, когда Образцова вошла в квартиру. – А… чем же тогда? Зачем вы пришли? – Я занимаюсь совсем другим убийством. Борис Михайлович, вы помните Инну Пашкову? Она была врачом-интерном в клинике, где вы работали. Шесть лет назад. В голове у него зашумело, перед глазами поплыли красные круги. Вот оно, началось. Но как? Почему? * * * «Точно, – подумала Татьяна, – у них был роман, и аборт Инна делала от него. Вон какая реакция. Так не меняются в лице, когда вспоминают о рядовом враче-интерне». – Пашкову? Да, припоминаю… Красивая такая девушка, да? – Вероятно, – сдержанно ответила Татьяна. – Не знаю, я ее шесть лет назад не видела. Расскажите мне о ней все, что помните. – А что случилось? Она в чем-то замешана? Я мало что помню, врач как врач, они каждый год меняются… – Борис Михайлович, а дамы сердца у вас тоже каждый год меняются? – При чем тут… Как вы смеете! Она видела, что Готовчиц плохо справляется с собой, и мысленно улыбнулась. Чего он так боится? Ну был у него роман с молоденькой красавицей, так это когда было. Будь жива его жена – тогда понятно, есть что скрывать, а сейчас… По инерции, что ли, на автомате отрекается? Привык скрывать свои похождения и не может свыкнуться с мыслью, что теперь это уже не обязательно. – Я смею все что угодно, – сказала она. – Потому что я – следователь, и у меня в производстве находится дело об убийстве Инны Пашковой. – Как об убийстве? – перебил ее Готовчиц. – Она что, умерла? – Она убита. Так что не обессудьте, если нам придется затрагивать неприятные для вас темы. То, что у вас был роман с Инной, будем считать установленным, она говорила об этом своим друзьям по институту, а те, в свою очередь, довели это до моего сведения. – Я вам не верю, – твердо заявил Готовчиц. – Почему же? – Инна была очень скрытной. Она никогда и никому не рассказывала о своих личных делах. И тем более о романах. У нее и друзей-то настоящих не было. – Ну вот видите, – Татьяна ласково улыбнулась, – вы, оказывается, очень хорошо ее знали, и характер доподлинно изучили. А говорите, что не помните ее. Так как, Борис Михайлович, будем считать факт установленным или еще пообсуждаем? Он молчал, глядя куда-то в потолок. Татьяна воспользовалась паузой и быстро оглядела кухню. Кругом следы запущенности. Трудно поверить, что так было всегда, скорее всего регулярная уборка закончилась одновременно со смертью хозяйки. Просто удивительно, как быстро мужчины умудряются привести помещение в такое состояние. Ставят вещи на свои места и полагают, что все в порядке, а про пятна на столе, потеки на плите и тусклую от грязи и жира поверхность раковины почему-то забывают. Не говоря уж про немытый пол. – Борис Михайлович, – негромко окликнула его Татьяна, – о чем вы задумались? Он перевел глаза на нее. – Об Инне, – тихо ответил Готовчиц. – Даже не верится, что она умерла. Да, вы правы, у нас был роман. Недолгий и несерьезный, обычная легкая, ни к чему не обязывающая связь между завотделением и врачом-интерном. Это то же самое, что романы научных руководителей с аспирантками, они длятся ровно столько, сколько аспирантка работает над диссертацией, и являются не более чем атрибутом отношений подчиненности. «Недолгий и несерьезный, – повторила про себя Татьяна. – А как же аборт, который имел место задолго до интернатуры? А как же диплом, который Инна хотела показать вам, чтобы что-то доказать? Одно из двух: или у нее до вас был еще какой-то любовник, или ваш роман длился как минимум два с половиной года и был вовсе не рядовым атрибутом отношений между завотделением и интерном. Ладно, будем по очереди проверять оба предположения. Ну, начали». – Расскажите мне, как вы с ней познакомились, – попросила она. – Обыкновенно. Из мединститута пришли молодые врачи с дипломами в карманах, но без врачебной практики. Интернатура – это фактически дополнительный год обучения. Через год интерны уходят, приходят новые. Никаких особых обстоятельств знакомства с Инной не было. Она была очень хорошенькая, я сразу ее выделил среди других. Роман завязался быстро, она легко пошла на эту связь, видно, привыкла к вниманию со стороны мужчин, не шарахалась, глаза не отводила. Обыкновенная современная девушка, каких тысячи. – Инна не настаивала на том, чтобы придать вашим отношениям больше серьезности? – Это как? – не понял Готовчиц. – Ну, например, вступить в брак. – Но я был женат! И разводиться не собирался. У нас рос ребенок. И вообще… – Что – вообще? – Я вам уже сказал, легкие служебные романы – это не повод для развода. Во всяком случае, и я, и Инна считали именно так. – Значит, никаких претензий с ее стороны не было? – Ни малейших, – уверенно ответил Борис Михайлович. – Она была хорошим врачом? Снова пауза. Готовчиц задумался, вперив неподвижный взгляд в собственные пальцы, в которых он постоянно крутил шариковую ручку. Татьяне спустя некоторое время пришлось опять окликать его. – Борис Михайлович, я задала вопрос. – Что? – встрепенулся Готовчиц. – А… Да… Трудно сказать, каким она была врачом и каким стала. В то время, когда я ее знал, она была не без способностей, но практиковала еще так мало, что ничего точно сказать нельзя было. – Но способности были? – Несомненно. Она была очень одарена от природы. – Одарена чем? – Чутьем. Вы знаете, что самое главное в работе психолога, психиатра или психоаналитика? Именно чутье. Потому что только чутье позволяет из всего набора фактов и сведений вычленить тот ключевой момент, ту ниточку, потянув за которую можно наконец понять, что мучает человека, терзает его и мешает ему жить. Существует великое множество методик поиска этого момента, но если есть чутье – это совсем другое дело. Применение методики дает успех в восьмидесяти процентах случаев и требует значительного времени, чутье действует сразу и безошибочно. – И у Инны такое чутье было? – Было. Правда, она еще плохо умела им пользоваться, не доверяла ему и все стремилась овладеть как можно большим числом методик. Она до смешного искренне верила в науку и в чужой опыт. – А потом? Что было потом, после интернатуры? – Потом? – Он пожал плечами. – Не знаю. Мы расстались и больше никогда не виделись. |