Онлайн книга «Вся правда о Муллинерах»
|
Городская резиденция графа Биддлкомба находилась на Беркли-сквер. Ланселот позвонил, и дверь открыл внушительный дворецкий. — Никаких лотошников, газетчиков или разносчиков брошюр, — сказал дворецкий. — Я желаю видеть графа Биддлкомба. — Его сиятельство вас ждет? — Да, — ответил Ланселот, не сомневаясь, что Анджела за утренним поджаренным хлебом с мармеладом предупредила отца о его возможном визите. Из открытой двери в левой стороне длинного вестибюля донесся голос: — Фотерингей! — Ваше сиятельство? — Это он? — Да, ваше сиятельство. — Так тащите его сюда, Фотерингей. — Слушаюсь, ваше сиятельство. Ланселот очутился в небольшой уютно обставленной комнате перед величавым старцем с патрицианским носом и маленькими бачками. Выглядел старец, как нечто вылупившееся из яйца давным-давно. — Добрднь, — изрек старец. — Добрый день, лорд Биддлкомб, — сказал Ланселот. — Так вот, о брюках. — Прошу прощения? — Эти брюки, — ответил его собеседник, вытягивая стройную ногу. — Они хорошо сидят? Не мешковаты у лодыжек? Не подорвут ли они мой светский престиж, если меня увидят в них в Гайд-Парке? Ланселот был очарован такой приветливостью. Он сразу ощутил себя членом семьи. — Вы правда хотите знать мое мнение? — Да. Я хочу знать ваше откровенное мнение как богобоязненного человека и партнера в портновской фирме в Уэст-Энде. — Но я не… — Не богобоязненный человек? — Не партнер портновской фирмы в Уэст-Энде. — Бросьте, — раздраженно сказал его сиятельство. — Вы же представитель «Гассета и Мейнпрайса», Корк-стрит! — Нет. — Так кто вы, черт побери? — Моя фамилия Муллинер. Лорд Биддлкомб яростно позвонил. — Фотерингей! — Ваше сиятельство? — Вы сказали мне, что это — тот, кого я ждал от «Гассета и Мейнпрайса». — Он дал мне это ясно понять, ваше сиятельство. — Так он не тот. Его фамилия Муллинер. И в этом соль, Фотерингей. В этом суть и подоплека всего дела: какого дьявола ему нужно? — Не могу сказать, ваше сиятельство. — Я явился сюда, лорд Биддлкомб, — сказал Ланселот, — чтобы попросить вашего согласия на мой незамедлительный брак с вашей дочерью. — Моей дочерью? — Вашей дочерью. — Которой дочерью? — Анджелой. — С моей дочерью Анджелой? — Да. — Вы хотите жениться на моей дочери Анджеле? — Да, хочу. — Э? Ну, в таком случае, — сказал лорд Биддлкомб, — не могу ли я заинтересовать вас хитроумным сочетанием мышеловки и точилки для карандашей? На мгновение этот вопрос сбил Ланселота с толку. Затем, вспомнив слова Анджелы о состоянии семейных финансов, он сообразил, что к чему, и ничуть не осудил старца с греческой сопелкой за то, что тот пополняет скудный доход, распространяя загадочную штучку, которую в этот миг ему протягивал. Ланселоту было известно, что принятые недавно суровые социалистического толка законы понудили многих членов аристократических семейств обратиться к подобным коммерческим занятиям. — Буду безмерно счастлив, — сказал он любезно. — Не далее как нынче утром я подумал, что это как раз то, в чем я особенно нуждаюсь. — Весьма расширяет кругозор. Не игрушка. Фотерингей, запишите заказ на одну Мышеточку. — Слушаюсь, ваше сиятельство. — Вас не мучают головные боли, мистер Муллинер? — Крайне редко. — В таком случае вам требуется «Кларковский умалитель мозолей». Скажем, большой флакон? — Безусловно. — Итого — с годовой подпиской на журнал «Наши малютки» — это составит ровно один фунт три шиллинга шесть пенсов. Благодарю вас. Что-нибудь еще? — Благодарю вас, нет. А теперь касательно… — Может быть, булавку для кашне? Галстуки, воротнички, рубашки? Нет? В таком случае до свидания, мистер Муллинер. — Но… — Фотерингей, — сказал лорд Биддлкомб, — вышвырните мистера Муллинера вон. Когда Ланселот кое-как поднялся на ноги с жесткого тротуара Беркли-сквер, он почувствовал прилив невероятного бешенства, который на мгновение лишил его дара речи. Он стоял, бросая яростные взгляды на дом, откуда его изгнали, и его лицо искажали жуткие гримасы. Он был абсолютно поглощен этим и лишь через минуту-другую обнаружил, что его дергают за рукав. — Простите, сэр! Ланселот оглянулся. Возле него стоял дородный гладколицый мужчина в роговых очках. — Не могли бы вы уделить мне минутку? Ланселот раздраженно вырвал руку. У него не было ни малейшего желания в такую минуту болтать с незнакомыми людьми. Толстяк что-то бормотал, но смысл его слов не запечатлевался в мозгу Ланселота. Свирепо нахмурясь, он выхватил зонтик из руки незнакомца и, приподнявшись на цыпочки, ловко метнул этот импровизированный снаряд в окно кабинета лорда Биддлкомба. Затем широким шагом он достиг Беркли-стрит. Оглянувшись через плечо перед тем, как завернуть за угол, он увидел, что из дома вышел Фотерингей, дворецкий, и встал перед носителем роговых очков в позе тихой угрозы, закатывая рукава. Его пальцы слегка подергивались. Ланселот выбросил толстяка из головы. Теперь все его мысли сосредоточились на скором разговоре с Анджелой. Ибо он пришел к выводу, что у него есть лишь один выход: отыскать ее в «Губной помаде», где она, несомненно, проводит время днем, и умолять, чтобы Анджела последовала велению своего сердца и бежала от родителей и богатых женихов, дабы с верным спутником жизни вкушать честную бедность, подслащенную любовью и верлибрами. Войдя в клуб, он осведомился об Анджеле, и швейцар отправил посыльного позвать ее из бильярдной, где она как рефери судила турнир дебютанток. И вскоре его сердце подпрыгнуло в груди — Анджела шла к нему, точно видение Весны, сбросив путы всего земного и пошлого. Она курила сигарету в длинном мундштуке, и, подходя к нему, вопросительно вставила монокль в правый глаз. — Приветик, малыш! — сказала она. — Ты здесь? И что у тебя на уме, если таковой имеется? — Анджела, — сказал Ланселот, — я должен сообщить о маленькой неувязке в программе, которую я изложил, когда мы виделись в последний раз. Я только что видел дядю: он умыл руки и вычеркнул меня из завещания. — То есть ничего не вышло? — сказала девушка, задумчиво пожевывая нижнюю губу. |