
Онлайн книга «Бувар и Пекюше»
Чтобы приобщить их к естественной истории, воспитатели попробовали совершить несколько научно-познавательных прогулок. — Видишь, — говорили они, указывая на осла, лошадь, быка, — у них по четыре ноги, их называют четвероногие. В общем, птицы отличаются перьями, пресмыкающиеся — чешуёй, а бабочки относятся к разряду насекомых. У них имелась сетка для ловли бабочек, и Пекюше, осторожно держа пойманного мотылька, обращал внимание детей на то, что у него четыре крылышка, шесть лапок, два усика и твёрдый хоботок, чтобы высасывать из цветов нектар. Он собирал на обочинах полевые цветочки, говорил, как они называются, а если не знал названия — сам его выдумывал, чтобы поддержать свой авторитет. Ведь в ботанике номенклатура — не самое главное. Он написал на грифельной доске следующую аксиому: у всякого растения имеются листья, чашечка, венчик, прикрывающий завязь, или околоплодник с семенами. Потом он велел детям собирать гербарий и рвать всё, что попадётся под руку. Виктор принёс ему лютиков, а Викторина — пучок земляничника; тщётно искал он в них околоплодник. Бувар, не доверявший его познаниям, перерыл всю библиотеку и в конце концов нашёл у Редите де Дама рисунок ириса, у которого завязь помещается не в венчике, а под лепестками в стебле. В их саду цвели помаренник и ландыши; у этих мареновидных вовсе не было чашечки, таким образом, утверждение, начёртанное на доске, оказывалось ошибочным. — Это исключение, — заявил Пекюше. Но им случайно, в траве, попалась шерардия, и у неё чашечка оказалась на месте. — Вот тебе на! Уж если сами исключения неверны, так кому же верить? Однажды во время прогулки они услышали крик павлинов, заглянули поверх забора и поначалу не узнали своей собственной фермы. Рига была покрыта черепичной кровлей, изгороди — новые, дорожки вымощены. Показался дядя Гуи: — Возможно ли? Кого я вижу? Как много событий случилось за три года, — между прочим, у него умерла жена! Сам же он был по-прежнему крепок, как дуб. — Зайдите на минутку. Было начало апреля; вокруг трёх домиков раскинулись бело-розовые ветви цветущих яблонь. На синем небе не было ни облачка; во дворе, на верёвках висели простыни, скатерти, салфетки, вертикально прикреплённые деревянными зажимами. Дядюшка Гуи приподнимал их, чтобы можно было пройти, как вдруг они наткнулись на г‑жу Борден, простоволосую, в домашней кофте, и Марианну с грудой белья в руках. — Здравствуйте, господа! Будьте как дома! А я присяду, совсем с ног сбилась. Фермер предложил выпить по стаканчику. — Не сейчас, — сказала она, — мне и без того жарко. Пекюше не отказался и вместе с дядей Гуи, Марианной и Виктором направился к погребку. Бувар сел на землю возле г‑жи Борден. Ренту он получал исправно, жаловаться ему было не на что, и он уже не сердился на неё. Лицо её заливал яркий свет; одна из чёрных прядей спустилась у неё ниже других, а короткие завитки на затылке пристали к смуглой коже, влажной от испарины. При каждом вздохе груди её приподнимались. Благоухание трав сливалось с нежным запахом её крепкого тела, и Бувар почувствовал прилив чувственности, преисполнивший его радостью. Он стал расхваливать её владения. Комплименты привели её в восторг, и она заговорила о своих планах. Чтобы расширить двор, она намерена срыть насыпь. Как раз в это время Викторина карабкалась по откосу — она собирала примулы, гиацинты и фиалки, не боясь старой кобылы, которая поблизости пощипывала траву. — Не правда ли, она мила? — спросил Бувар. — Ещё бы! Маленькие девочки — всегда прелесть! Вдова вздохнула, и в этом вздохе, казалось, излилось горе целой жизни. — У вас могла бы быть дочка. Вдова потупилась — Это зависело только от вас. — Почему? Он бросил на неё такой взгляд, что она покраснела, словно от грубой ласки, но тут же ответила, обмахиваясь платком: — Опоздали, дорогой мой. — Не понимаю. Не поднимаясь с земли, он стал пододвигаться к ней. Она долго смотрела на него сверху вниз, потом, устремив на него влажный взгляд и улыбаясь, сказала: — Это ваша вина. Простыни, висевшие вокруг, укрывали их, как занавески кровати. Он склонился, облокотившись, и коснулся лицом её колена. — Чем же я виноват? Скажите, чем? Она молчала, а он был в таком состоянии, когда за клятвами дело не станет, — поэтому он стал оправдываться, каялся в безрассудстве, гордыне: — Простите! Будемте друзьями, как прежде. Хорошо? Он взял её руку, она не отнимала её. Сильный порыв ветра приподнял простыни, и перед ними оказались два павлина — самец и самка. Самка стояла неподвижно, подогнув ноги и приподняв зад. Самец прогуливался вокруг неё, распустил хвост, пыжился, квохтал, потом вспрыгнул на неё, пригнув перья, которые прикрыли её, как полог, и обе огромные птицы затрепетали в единых содроганиях. Бувар почувствовал такой же трепет в ладони г‑жи Борден. Она быстро отняла руку. Перед ними стоял Виктор; он смотрел на них, разинув рот и как бы оцепенев; чуть подальше Викторина, раскинувшись на спине на самом солнцепёке, вдыхала аромат собранных ею цветов. Старая кобыла, испуганная павлинами, метнулась в сторону, порвала одну из верёвок, запуталась в ней и, помчавшись по трём дворам, потащила за собою бельё. На крик взбешенной г‑жи Борден прибежала Марианна. Дядюшка Гуи бранил свою кобылу: «Чёрт бы тебя побрал, старая кляча! Мерзавка! Дура!»; он бил её ногою в брюхо, колотил ручкой хлыста по ушам. Бувар возмутился таким обращением с животным. Крестьянин ответил: — Имею полное право. Лошадь моя. Это ещё не довод. Подошедший Пекюше заметил, что и у животных есть права, ибо они наделены душой, как и мы, — если только душа существует. — Вы нечестивец! — воскликнула г‑жа Борден. Её приводили в отчаяние три обстоятельства: необходимость перестирать бельё, оскорбление, нанесённое её верованиям, и опасения, что её только что застали в двусмысленной позе. — Я думал, вы смелее, — сказал Бувар. Она внушительно возразила: — Не люблю озорников. А Гуи обрушился на них, утверждая, что они искалечили его кобылу, — у неё из ноздрей шла кровь. Он ворчал себе под нос: — Проклятые! Только и жди от них какой-нибудь пакости! Я как раз собирался её запрячь. |