Онлайн книга «Воспитание чувств»
|
Она хотела его поцеловать. — Ладно! Убирайся! Скатертью дорога! Он отталкивал ее; она громко всхлипнула. — Ах, ты мне, наконец, надоела! — Да ведь я тебя люблю! — Я требую не любви, а внимания ко мне! Эти слова, такие жестокие, остановили слезы Клеманс. Она стала у окна и, прижавшись лбом к стеклу, застонала. Ее поза и ее молчание сердили Делорье. — Когда кончите, прикажите подать себе карету! Слышите? Она круто повернулась к нему. — Ты меня гонишь? — Именно! Она, должно быть, в знак последней мольбы, устремила на него большие голубые глаза, потом повязала крест-накрест свой шотландский платок, подождала еще минуту и удалилась. — Ты бы вернул ее, — сказал Фредерик. — Еще чего! И Делорье, которому надо было уходить, прошел в кухню, служившую ему и туалетной комнатой. На плите, рядом с парой сапог, сохранялись остатки скудного завтрака, а на полу в углу валялся свернутый вместе с одеялом матрац. — Это доказывает тебе, — промолвил он, — что я редко принимаю у себя маркиз! Право, без них легко обойтись, да и без всяких других тоже. Те, которые ничего не стоят, отнимают время, а это те же деньги в другой форме; я ведь не богат! И потом они все такие глупые! Такие глупые! Неужели ты можешь разговаривать с женщиной? Расстались они у Нового моста. — Итак, решено? Ты принесешь все это завтра, как только получишь? — Решено! — сказал Фредерик. На следующее утро, проснувшись, он получил по почте банковый чек на пятнадцать тысяч франков. Этот клочок бумаги представился ему в виде пятнадцати больших мешков с деньгами, и он подумал, что, располагая такой большой суммой, мог бы, прежде всего, оставить при себе в течение трех лет своей выезд, вместо того чтобы его продавать, как это поневоле предстояло ему сделать в ближайшее время, или же приобрести два прекрасных набора узорчатого оружия, которые он видел на набережной Вольтера, потом еще множество всякой всячины — картины, книги и сколько букетов, сколько подарков для г-жи Арну! Короче говоря, все было бы лучше, чем рисковать, чем терять столько денег на газету! Делорье казался ему самонадеянным; бесчувственность, проявленная им вчера, охладила Фредерика, который уже предавался сожалениям, как вдруг, совсем для него неожиданно, вошел Арну и тяжело, словно чем-то подавленный, опустился на край его постели. — Что случилось? — Я погиб! Он в тот же день должен был внести в контору Бомине, нотариуса на улице св. Анны, восемнадцать тысяч франков, занятых у некоего Ваннеруа. — Непостижимое несчастье! Я же дал ему обеспечение, которое как-никак должно было его успокоить! Но он угрожает протестом, если не получит деньги нынче днем, сейчас же! — А что тогда? — Тогда все очень просто! Он наложит арест на мою недвижимость. Первое же объявление меня разорит, вот и все! Ах, если бы мне найти человека, который одолжил бы мне эту проклятую сумму, — он стал бы на место Ваннеруа, и я был бы спасен! У вас не окажется случайно этой суммы? Чек лежал на ночном столике, рядом с книгой. Фредерик взял книгу и, положив ее на чек, ответил: — Ах, боже мой, нет, дорогой друг! Но ему трудно было отказать Арну. — Неужели вы никого не можете найти, кто бы согласился? — Никого! И подумать только, что через неделю я получу деньги! К концу месяца мне должны, пожалуй… пятьдесят тысяч франков! — Не могли бы вы попросить людей, которые вам должны, заплатить раньше срока? — Какое там! — Но у вас же есть ценности, векселя? — Ничего! — Что же делать? — сказал Фредерик. — Вот этот вопрос я и задаю себе, — ответил Арну. Он замолчал и стал шагать по комнате взад и вперед. — Ведь это не для меня, боже мой, а для моих детей, для бедной моей жены! Потом, отчеканивая каждое слово, добавил; — В конце концов… я буду мужествен… уложусь… и поеду искать счастья… не знаю куда! — Невозможно! — воскликнул Фредерик. Арну спокойным тоном отвечал: — Как же мне теперь оставаться в Париже? Наступило длительное молчание. Фредерик заговорил: — Когда вы могли бы отдать эти деньги? Это не значит, что они у него есть — напротив! Но ничто не мешает ему повидаться с некоторыми друзьями, предпринять кой-какие шаги. И он позвонил слуге, собираясь одеваться. Арну его благодарил. — Вам нужно восемнадцать тысяч, не правда ли? — О! Мне было бы достаточно и шестнадцати! Две тысячи с половиной, три я уж получу за столовое серебро, если только Ваннеруа согласится подождать до завтра, и повторяю вам, вы можете заявить, поклясться кредитору, что через неделю, даже, может быть, дней через пять-шесть деньги будут возвращены. Кроме того, под них дается обеспечение. Итак, никакого риска, понимаете? Фредерик уверил его, что понимает и сейчас отправится. Он остался дома, проклиная Делорье, так как ему хотелось сдержать слово и в то же время помочь Арну. «Что если я обращусь к господину Дамбрёзу? Но под каким предлогом просить денег? Ведь это мне, наоборот, следует платить ему за каменноугольные акции! Ах, да ну его с этими акциями! Не обязался же я брать их!» И Фредерик был в восхищении от своей независимости, словно он отказал г-ну Дамбрёзу в какой-то услуге. «Ну что же, — подумал он затем, — ведь я на этом теряю, а мог бы на пятнадцать тысяч выиграть сто! На бирже это иногда бывает… Так вот, если я не оказываю внимания одному, то не в моей ли воле… К тому же Делорье может и подождать! Нет, нет, это нехорошо, пойду к нему!» Он посмотрел на часы. «Ах! Дело не к спеху! Банк закрывается лишь в пять часов». А в половине пятого, получив деньги, он решил: «Теперь уже не стоит! Я не застану его; пойду вечером!» — и дал себе таким образом возможность отказаться от своего намерения, ибо в сознании всегда сохраняется некоторый след софизмов, проникавших в него, и от них остается привкус, словно от скверного вина. Он прогулялся по бульварам и пообедал один в ресторане. Потом в театре «Водевиль» прослушал, чтобы рассеяться, акт какой-то пьесы. Но банковые билеты как-то беспокоили его, точно он их украл. Он не был бы огорчен, если бы потерял их. Вернувшись домой, он нашел письмо, в котором содержалось следующее: «Что нового? |