
Онлайн книга «Разговор в "Соборе"»
![]() — Пожалуйста, — сказал Кайо Бермудес. — Вот тебе мой совет: не верь никому на свете, даже родной матери. — Ошибки в политике обходятся очень дорого, — сказал Паредес. — Это как на войне. — Верно, — сказал Кайо Бермудес. — Я не хочу, чтобы знали о том, что я уезжаю. Будь добр, сохрани это в тайне. — Мы тебе наймем такси, оно тебя отвезет в Каману, там, если захочешь, отдохнешь денька два перед тем, как ехать в Ику, — сказал Молина. — И помалкивай насчет всего, что видел тут, в Арекипе. Лучше будет. — Ладно, — сказал Тельес. — Лишь бы убраться отсюда. — А я? — сказал Лудовико. — Меня когда отправите? — Как только начнешь вставать, — сказал Молина. — Да не бойся, все уже позади. Дон Кайо больше не министр, и забастовка скоро кончится. — Не держите зла, дон Кайо, — сказал доктор Альсибиадес. — На меня было оказано такое давление, что иначе поступать я не мог. — Ну, разумеется, Альсибиадес, — сказал Кайо Бермудес. — Какое там зло, напротив: я восхищен вашим проворством. Помогайте по мере сил моему преемнику — команданте Паредесу. Он вас назначит начальником канцелярии. Паредес спросил мое мнение о вас, и я заверил его, что вы справитесь. — Всегда буду рад оказаться вам чем-нибудь полезным, дон Кайо, — сказал Альсибиадес. — Вот ваши билеты, вот паспорт. Все в порядке. Мы уже не увидимся, позвольте пожелать вам доброго пути, дон Кайо. — Ну, заходи, заходи, у меня потрясающие новости, — сказал Лудовико. — Ну-ка, угадай. — Нет, Лудовико, не «с целью грабежа», — сказал Амбросио. — Нет, нет, и не поэтому тоже. Не спрашивай меня, а? Я все равно не скажу, почему я это сделал. Ты поможешь? — Мне дали звание! — сказал Лудовико. — А ну-ка, одна нога здесь, другая там, притащи бутылку, только чтоб не засекли, — отметим. — Нет, это не он меня послал, он и не знает об этом, — сказал Амбросио. — Убил — и убил, а почему — не спрашивай. Сам, один все задумал и исполнил, нет, никто не помогал. Он собирался дать ей денег на Мексику, он смирился, что она всю жизнь будет из него кровь сосать. Поможешь, а? — Агент третьего класса, отдел по расследованию убийств, — сказал Лудовико. — А знаешь, кто мне сообщил эту новость? — Да, да, чтобы спасти его, — сказал Амбросио, — да, ради него! Да, в благодарность ему. Теперь он хочет, чтоб я уехал. Вовсе он не неблагодарный. Просто не хочет, чтоб тень легла на семью. Он хороший человек. Пусть, говорит, твой дружок Лудовико тебя выручит, присоветует, как быть, а я его, говорит, отблагодарю. Поможешь? — Сам сеньор Лосано, можешь себе представить? — сказал Лудовико. — Вдруг входит в палату, я рот разинул, Амбросио. — Он тебе даст десять тысяч, и я — десять тысяч, у меня отложено, — сказал Амбросио. — Ну, ясное дело, Лудовико, моментально — из Лимы, и никогда больше тебе не попадусь. Ладно, Амалию увезу. Договорились: сюда больше мы — ни ногой. — Жалованье — две восемьсот, но сеньор Лосано обещал похлопотать, чтоб учли выслугу лет, и прибавили, — сказал Лудовико. — В Пукальпу? — сказал Амбросио. — А что же я там буду делать? — Да, я знаю, что Иполито вел себя безобразно, — сказал Лосано. — Мы его отошлем к черту на рога, пусть гниет. — Знаешь, куда он загремел? — захохотал Лудовико. — В Селендин! — Но, значит, он тоже получил звание, — сказал Амбросио. — Смотри-ка, ты от радости уже поправился, — сказал Амбросио. — Вон, даже вставать можешь. Когда выпишут? — Не торопись, Лудовико, — сказал сеньор Лосано. — Подлечись как следует, считай, что ты в отпуску для поправки здоровья. Чего тебе не лежится? Чем плохо? Дрыхни целый день, обед в постель подают. — Да нет, сеньор, все не так уж распрекрасно, — сказал Лудовико. — Ведь я ж не получу ни черта, пока тут валяюсь. — Получишь жалованье целиком за все то время, что находился на излечении, — сказал Лосано. — Куча денег, Лудовико. — Нет, сеньор Лосано, — вольнонаемные получают, только когда службу исполняют, — сказал Лудовико. — У меня ж звания нет, не забудьте. — Есть у тебя звание, — сказал сеньор Лосано. — Лудовико Пантоха, агент третьего класса, отдел по расследованию убийств. Звучит? — Я чуть не бросился, Амбросио, ему руки целовать, — сказал Лудовико. — Неужели правда, произвели, сеньор Лосано? — Да. Я говорил о тебе с новым министром, а он умеет ценить людей по заслугам, — сказал Лосано. — Оформим производство за сутки. Пришел тебя поздравить. — Простите, сеньор, — сказал Лудовико. — Ох, стыд-то какой. Это от радости, уж больно неожиданно. — Ничего, ничего, не стесняйся слез, — сказал Лосано. — Значит, душа у тебя не задубела. Это очень хорошо, Лудовико. — Ну, такое дело правда надо отметить, — сказал Амбросио. — Сейчас сгоняю. Надеюсь, сестрички меня не схватят. — Сенатор Аревало, наверно, очень переживает? — сказал Лудовико. — Его-то люди больше всех пострадали. Двоих вообще убили, а третьего — спасибо, хоть не до смерти. — Ты, Лудовико, лучше забудь об этом, — сказал Лосано. — Как же такое забыть? — сказал Лудовико. — Вы поглядите, как меня отделали. Это, пожалуй, до могилы не забудется. — Кажется, напрасно я за тебя хлопотал, — сказал Лосано. — Ничего ты не понял, Лудовико. — Не пугайте меня, сеньор Лосано, — сказал Лудовико. — Что я должен был понять? — Что ты теперь настоящий офицер полиции, точно такой же, как те, что из училища выходят, — сказал Лосано. — А офицер полиции не мог принимать участие в делах вроде Арекипы. — На работу? — сказал дон Эмилио Аревало. — Нет, Тельес, теперь тебе надо поправиться. Поживешь сколько надо будет с семьей, а получать будешь как и раньше. Вот срастется нога, пойдешь работать. — Для таких дел нанимают всякую шпану, — сказал сеньор Лосано. — А ты никогда таким не был, тебе всегда поручали ответственные задания, требующие специальной подготовки. Так написано в твоем личном деле. Может, мне зачеркнуть все это? Написать «привлекался по найму для разовых акций»? А? — Не за что, сынок, — сказал дон Эмилио Аревало. — За добро добром платят. Так-то, Тельес. — Все, сеньор Лосано, понял, понял, — сказал Лудовико. — Виноват, не сразу сообразил. Никогда я не бывал в Арекипе. — Потому что иначе могут начаться всякие разговоры: он-де не имеет права, он недостоин звания, — сказал сеньор Лосано. — Так что забудь об этом навсегда. — Забыл, забыл, дон Эмилио, — сказал Тельес. — Сроду из Ики не выезжал, а ногу сломал, когда мул меня сбросил. Ах, дон Эмилио, вы ж представить не можете, до чего мне эти деньги кстати придутся. — Почему именно в Пукальпу? — сказал Лудовико. — По двум причинам. Во-первых, там самый скверный комиссариат во всем Перу. А во-вторых, у меня родич в Пукальпе, он тебе подыщет работенку. У него транспортная компания — автобусы. Видишь, брат Амбросио, все тебе на блюдечке подается. |