Онлайн книга «Америка»
|
Со двора входит Рохеле. Она идет осторожно, словно боится ножку на жесткие камни ставить. Легкий платочек подрагивает на плечах у нее. Ветер закидывает бахрому платка на лицо. Кокетливым движением руки она поправляет выбившуюся прядь волос. Она подходит к стойлу. Парни машинально вскакивают и здороваются: — Доброго утра! Она отвечает легким кивком головы. — Дорогие мои, кто из вас поедет с хозяином в Ленчице на базар? — Я, хозяюшка! — отвечает Шлоймо-Ангел, поправляя шапку. — Друг мой, будь так добр, привези мне индюшку получше! Напомнишь хозяину, он тебе денег даст… — Хорошо, хозяюшка! Уходя, она оборачивается и говорит: — Пожирнее выбери, слышишь, Шлоймо? — Да, хозяюшка! — И, проводив Рохеле, добавляет: — Эко разговаривает! А? А язычок как смазан! Слова так и сыплются, как из дырявого мешка… Ах ты, черт побери ее батьку! И все же он старался выбрать лошадей получше, запрячь побыстрее, а потом, залихватски щелкнув бичом, к дверям подкатить. После разговора с хозяйкой Шлоймо почувствовал себя увереннее, в кухню вошел без надуманного предлога, чего раньше делать не решался… Однако, увидав на кухне Рохеле, он вдруг остановился: «Чего мне здесь надо?» — спросил он себя. И, стоя у дверей, пролепетал: — Хозяин скоро выйдет? Она не ответила, и Шлоймо-Ангел тут же вышел из кухни. Со времени свадьбы Матису не хотелось ездить с Шлоймо-Ангелом «сам-на-сам». Не то чтобы стеснялся — глупости какие! — а так, вообще… Все-таки давнишние друзья-товарищи, вместе у Фукса служили, делишки кое-какие обделывали, а теперь… Поэтому Матис сразу же занял сиденье и молчал, а Шлоймо сидел на облучке и тоже помалкивал. Когда выехали, было тепло и солнечно, но посреди дороги набежали разорванные клочья туч, соединились, заволокли небо, и начал накрапывать дождь. Шлоймо сидел и делал свое дело — погонял лошадей. Дождь продолжал моросить. Кони шли размеренным шагом, колеса стучали по камням мостовой… Шлоймо не обращал внимания и все так же молчал. Матис заговорил, но Шлоймо накинул на спину мешок, впитывающий каждую каплю, и слушал, не отвечая. Дождь полил сильнее, небо плотно обложило, туча накрыла лес, и кругом стало мрачно и уныло… Матису хочется говорить, но Шлоймо не слушает и молчит. Проезжают мимо корчмы. — Раздавим по маленькой? — А почему бы нет? Оба слезают, входят в корчму, выпивают по рюмке и едут дальше. — Шлоймо! — Что? — Да ничего… Сверни на мостовую… На базаре полно телег, лошадей… Люди носятся, шум, гам, говор, стук… Матис слез и пошел на конский базар. Вечером он собирается в обратный путь. Парень ведет для него пару лошадей. — Посмотри, каких «зверей» я купил! — говорит Матис, обращаясь к Шлоймо. Шлоймо-Ангел осматривает лошадей, заглядывает им в зубы и молчит. — Ну, что скажешь, Шлоймо? — А я знаю? — Угадай, сколько стоят. — Понятия не имею… Матис, закутавшись в плащ, идет в «ресторацию». — Хозяйка просила индюшку на базаре купить! — напоминает Шлоймо Матису, когда тот выходит из «ресторации», готовый ехать домой. Это было однажды в субботу после обеда. Растянувшись на кровати, Матис лежал в спальне и смотрел на женину шляпку и цепочку, брошенные на вторую кровать. «Жена была в синагоге», — подумал он, протирая глаза. Субботние послеобеденные часы проходят торжественнее обычных, солнце улыбается, глядя в окно, и отсвечивает в шкафчике, что стоит между кроватями. Серебряные подсвечники поблескивают… Из смежной комнаты доносится барский голос шурина Мотла… «Шурин в гости пожаловал, надо встать», — говорит себе Матис. На скамье у дверей, что на улице, кто-то из парней громко говорит. Иоселе-голубятник рассказывает, смеясь, сколько галушек съедает извозчик Арон в пасхальный обед. Матис, лежа на кровати, прислушивается и смеется. — Возьми ее, возьми! — слышится голос Ошера Быка. — Вот так, держи! — Ха-ха! Крепко держи, не отпускай! — Веди ее под венец! — Ха-ха!.. Матис встает, подходит к окну и смотрит. Камиза держит разряженную девицу под руку и не отпускает. Девушка вырывается изо всех сил, но он держит крепко, и парни хохочут. Матис смотрит и тоже смеется. Он чувствует себя выспавшимся, он немного возбужден, сам не зная почему. Входит в соседнюю комнату. На накрытом столе в вазе лежат два апельсина. Рохеле о чем-то разговаривает с братом, который сидит спиной к Матису и не видит его. — Как поживаешь, Мотя? — говорит Матис и по-свойски хлопает его по спине. Шурин оборачивается и смотрит на Матиса с удивлением и озлобленно. Рохеле тут же идет в соседнюю комнату и делает Матису знак пальцем. Матис идет за ней следом. — Матис, — говорит она, — это некрасиво хлопать по спине. Это пристало «им», а не тебе… Оба возвращаются. Шурин полусердито и немного свысока пьет из бокала и говорит с Рохеле, не глядя на Матиса. Матис вышел из дому. Солнце пригревает, на улице чисто подметено. Парни сидят на скамье и шутят. Напяливают один другому шапку на глаза… Прислуга в субботних платьях гуляет по улице, а молодые люди к тем, кого можно задеть, подсылают Камизу, а кого задеть нельзя, пропускают мимо и смеются издали. Матис подошел и сел на скамью. — Черт бы побрал поганую твою рожу! — крикнул Шлоймо-Ангел другому парню, не заметив Матиса. Парень тут же ткнул Шлоймо пальцем. Шлоймо обернулся, увидел Матиса и застеснялся. — С субботой вас! — сказал он, приподнявшись с места, сел чуть подальше и поправил шапку на голове. — С субботой! Парни притихли. Девушки по-прежнему ходили взад и вперед, но никто ни слова не произнес. Камиза спрятался в уголок у стены. Солнце светит, все кругом оживленно, но парни замерли. Шлоймо-Ангел склонил голову на руку и о чем-то задумался. — Ну, Ангел, чего молчишь? — вдруг проговорил Матис и хлопнул его по коленке. — О, хозяин! — сказал парень, отодвинулся, потер колено и, скривив лицо, как-то странно усмехнулся. Парни молчали. Из уважения к хозяину. Тишина придавила всех. Матис поднялся и вошел в дом. |