Онлайн книга «Темная сторона города»
|
– Доброе утречко, – кинулся к Артуру. – А вы, случайно, не знаете, вот старик тут, из второй… такой, свирепый. Он, случайно, никуда не уехал? – А вам-то что? – спросил вдруг Тихомиров. Хотел пройти мимо, но стало любопытно. – Да я… мы с ним на «птичке»… ну, на рынке, в смысле… договаривались встретиться, еще вчера. Игрушки старые продает, говорит, мол, ему уже вряд ли пригодятся. – И много продал? – Да… – типчик махнул рукой, мол, какое там! Потом моргнул и внимательней уставился на Тихомирова. – Так что с ним? – Уехал, – сказал Тихомиров. – Пару дней назад. Вас как зовут? – Ну, положим, Николай. – Вот, значит, он как раз вам и просил передать: не ждите. – А… – Может, телефон оставите или адрес, где вас искать в случае чего? Типчик на это пробормотал нечто неразборчивое, покивал на прощание и смылся. – Ого, – сказала Елена, – что это на тебя нашло, Тихомиров? – Решил помочь человеку. Может такое быть? – Теоретически?.. – Ой, ладно. Слушай, я вот подумал: попроси свою… эту, как ее? Тынникову – чтобы достала что-нибудь почитать про человеческий мозг. Как устроен, какие волны испускает и все такое. Елена открыла дверцу и протянула Тихомирову щетку, чтобы счистил снег. – Откуда вдруг интерес к таким материям? Ты меня пугаешь. – Да вот подумал вчера, что совсем тупею. Надо чем-нибудь загрузить голову. – Ну ты даешь, Тихомиров. Это на тебя перед ток-шоу накатило – вроде как мандраж, только по-особому, по-эстетски? Ладно, ладно, поговорю, будет тебе книжка. Ток-шоу, кстати, оказалось еще более невыносимым, чем он ожидал. Ведущая блеяла тонким голосом, смеялась невпопад и постоянно перебивала, буквально всех. Спеть Тихомирову не дали, хотя изначально речь шла о двух композициях, о «Снежинке», конечно, и о старом его хите, «Зимних букетах». И даже спорить или ругаться было не с кем: ведущая – пустое место, кукла, говорящая голова, а режиссера сразу после съемок куда-то срочно увела ассистентка – ходившая вразвалку жирная бабища лет шестидесяти. И Елена уехала, ей нужно было с Горехиным согласовать график на ближайшие две недели, какие-то там накладки образовались из-за истории с Лотом. А главное – Тихомиров понимал, что скандалить он и не должен, что это он в них заинтересован, в этих пустоголовых, визгливых, тупых, что это они делают ему рейтинги и, в общем-то, позволяют петь. Позволяют, мать их, петь! Он вышел из павильона и зашагал к гримерке, злой как черт. И стоило закрыть дверь, как тут же явились за автографами, вот сразу после съемок никто не захотел, а сейчас – давай колотить в дверь, да настойчиво как. – Я занят! – рявкнул Тихомиров. – Извините, – сказал вошедший. Шагнул в сторону, пропуская своего приятеля, а потом прикрыл дверь и клацнул старой, расхлябанной задвижкой. – Какого хр… – и тут Артур наконец узнал второго из визитеров – и замолчал. – Мы ненадолго. – Первый был узкий какой-то, угловатый – напоминал кузнечика. Пальто расстегнул, видимо, ждал давно, а в коридоре душно; под пальто виднелся вполне себе цивильный костюм. Да и щетинистый сегодня был одет не в пример приличней. Хотя, подумал Тихомиров, он и раньше вполне мог… я ж его толком и не рассмотрел ни разу. – Артур Геннадьевич, – сказал Кузнечик. – Во-первых, извините за хамство и грубость со стороны моих подчиненных. Голос у него был вялый, пустой. – А во-вторых? – по-хамски и, в общем-то, грубо спросил Тихомиров. Кузнечик пару раз моргнул, затем пожал плечами: – Ну, если желаете… Во-вторых, Артур Геннадьевич, все то же. Мы понимаем, что… ну, эта елка вам, наверное, дорога как память. Она стояла во дворе долгие годы… Но, так уж вышло, Артур Геннадьевич. – Она что, особенная? В Киеве нельзя достать другую такую же? Я так понимаю, в средствах вы не ограничены… Кузнечик едва заметно скривился. – Ах да, конечно. Они вам не говорили? Щетинистый мотнул головой. – Я, – продолжал Кузнечик, – конечно, понимаю, что предлагать вам деньги… бестактно. Но, возможно, некое пожертвование или презент… – Так что с этой елкой? – еще больше разозлившись, спросил Тихомиров. – У нее корни из золота, сердцевина из серебра? Ее посадила ваша прабабка? – Да кле́йма же, – почти удивленно сказал щетинистый. – Клейма и чипы. Не провезешь такую в город. Теперь Артур что-то такое начал припоминать, вчера вроде бы в новостях было: теперь все елки в городе продавали только с «лицензией», с клеймами на срезе и с чипами какими-то. Мол, если без них – контрабанда, и штраф впаяют. – И в само́м городе, – добавил Кузнечик, – такую нигде больше не найти – чтобы была практически бесхозная, неучтенная. А при нынешних пробках на дорогах… и снегопад этот… никто не хочет рисковать и везти контрабандой. – А ваша, – зачем-то вставил щетинистый, – все равно же ничья. – Ничья? – переспросил Тихомиров. – Ничья?! – Выйди, – сказал щетинистому Кузнечик. Потом, когда дверь закрылась, снова повернулся к Артуру. – Еще раз прошу прощения. И давайте, если можно, к делу, я… ограничен во времени. – Спешите куда-нибудь? – зло спросил Тихомиров. – А вот я не тороплюсь. И что касается елки… – Спешу к дочери, – кивнул Кузнечик. – Иногда ведь знаете как: не ценишь и думаешь, что впереди уйма времени. А потом жалеешь. Артур качнулся на носках туда-сюда. Потом в два шага пересек гримерку и встал вплотную к Кузнечику, глаза в глаза. Пахло от Кузнечика детским мылом, яблочным, что ли. – Слушай, – сказал Тихомиров, – ты что ж, засранец, вот так решил, с намеками, да? Кнут и пряник, сначала о пожертвовании, а потом… – Он задохнулся от злобы и до хруста стиснул кулаки. Жалел, что подошел так близко, замахнуться никак, сглупил, и тогда он взял этого говнюка за отвороты его пальтишка, очень аккуратно так взял, почти нежно. – Я, – невозмутимо ответил Кузнечик, – говорил о своей дочери. – Чт… то? – И елка, – продолжал он, – тоже для нее. Следующей не будет. А эта… эти праздники должны стать настоящими волшебными праздниками. Она уже все знает, но я хочу, я надеюсь, что хотя бы на эти пару дней она забудет о… о плохом. Тихомиров отпихнул его от себя, как прокаженного. И сам отшатнулся на шаг. В дверь тотчас постучали, и щетинистый нервно спросил, все ли в порядке. – Все, – ответил Кузнечик. – Мы просто разговариваем. И откуда я знаю, хотел спросить у него Тихомиров, откуда я знаю, что ты меня сейчас не обманываешь, что не решил вот так… если иначе не получилось, то на жалость… |