Онлайн книга «Мужские игры»
|
– Ну, ребенок, ты уже замужняя дама и в моих советах вряд ли нуждаешься. Скажи уж честно, тебе нужна помощь? Я могу поговорить в министерстве… – Нет, папа, – она упрямо помотала головой, – мне нужен именно совет. – Насчет чего? – Уходить или не уходить. Я не хочу работать с Мельником. Но в то же время мне неловко как-то… Стыдно. – Это понятно, – кивнул отчим. – Можешь не объяснять. Господи, как хорошо, что папа все понимает. Он сам всю жизнь проработал на практике, он прекрасно знает, что такое «отдел Гордеева», как он создавался и что в этом отделе делала Настя, поэтому он все понимает без лишних слов. – Ребенок, тебе хорошо известно, что рабский труд самый непродуктивный. Человек, работающий из-под палки, не будет делать свою работу хорошо, даже если очень постарается. Тебе нужно либо изменить свое отношение к происходящему, либо действительно уходить. Если ты останешься у Мельника и будешь ежедневно бороться со своей неприязнью к нему, много ты все равно не наработаешь. Поверь моему опыту, я через это проходил неоднократно. – И каждый раз менял место работы? – недоверчиво спросила Настя. – Ну зачем же. Я менял отношение к ситуации. Или прикладывал усилия к тому, чтобы мои отношения с людьми были такими, как мне хочется. – Я не смогу, – вздохнула она. – У меня характер не тот. – Знаю. Поэтому считаю, что ты вполне можешь уйти. Если бы ты проработала на практике год-полтора, я бы счел твой уход трусливым бегством от трудностей. Но ты в уголовном розыске больше десяти лет, ты работала честно, добросовестно, от трудностей не пряталась, я все про тебя знаю, мне Гордеев регулярно докладывал, как трудится мой ребенок. И ты имеешь полное моральное право уйти, не опасаясь косых взглядов и не укоряя себя. – Ты думаешь? – Уверен. Надо только подумать, куда. – Да какая разница, – Настя махнула рукой, – лишь бы от Мельника подальше. – А вот тут ты не права, – возразил Леонид Петрович. – Разница очень даже есть. У тебя сейчас должность невыгодная. – Как это – невыгодная? – не поняла она. – Ты – старший опер. Уйти с Петровки в округ на такую же должность означает уйти с понижением. Чтобы ничего не потерять, нужно уходить только на вышестоящую должность, начальника отделения, отдела и так далее. Ты – женщина. Понятно? – Понятно. Меня на такую должность никто не назначит. – Вот именно. Значит, территориальные органы отметаем сразу, если ты не собираешься менять профиль работы. Единственная возможность работать в округе без понижения в должности – это заниматься предупреждением преступности несовершеннолетних. Вот на этой работе женщин на любые должности назначают. Пойдешь? – Ни за что! Там надо детей любить, уметь их понимать и прощать, быть педагогом. А из меня какой педагог? – Это верно, никакой. А если остаться на Петровке, например, в штабе или в информационном центре? – Нет, папа, я не смогу. Каждый день ребят видеть и глаза прятать… Нет. – Ладно, Петровку тоже отметаем. На тебя трудно угодить, ребенок Настя. – Ну пап… – Хорошо, хорошо. А если в адъюнктуру поступить? Ты об этом не думала? Тебе летом исполнится тридцать семь, в адъюнктуру, правда, принимают только до тридцати шести, вступительные экзамены осенью, но в ряде случаев делают исключения, ведь речь идет всего о трех месяцах. Как тебе такая идея? – Да ты что, папа, какой из меня ученый? – Вот, между прочим, ученый-то из тебя как раз хороший получится. У тебя голова прекрасная, аналитический склад мышления, усидчивость огромная. Напишешь диссертацию, защитишься, будешь преподавать. – Это все замечательно, но… – Что – но? Какое у тебя опять «но»? – Я не выдержу до осени. Я хочу уйти сейчас. Прямо сейчас. – Да-а, – протянул отчим, – допек тебя Мельник. А мне он показался вполне нормальным мужиком. Чего ты с ним не поделила? – Границу мы с ним не поделили. Границу между его самолюбием и начальственным самомнением и моим стилем работы. Я всегда сомневаюсь, меня так Колобок приучил, я никогда не цепляюсь за версию, даже если она мне ужасно нравится, когда вижу, что она слабая или неправильная. Понимаешь, папа, я, конечно, отношусь к своей работе как к творчеству, и мне бывает жалко и обидно отказываться от того, до чего я с таким трудом додумалась, но все равно отказываюсь я легко, даже если на проверку этой версии я убила кучу времени и сил. Потому что в конечном итоге дело в раскрытии преступления и поимке преступника, а не в моих амбициях и не в моем творчестве. Я не стыжусь и не стесняюсь признаваться, что ошиблась. А Мельник – это начальник, который всегда прав по определению. – Тяжелый случай. Тогда ты права, надо уходить. Я подумаю, как тебе помочь, поговорю со знакомыми. – Папа, не надо мне помогать, я тебя прошу. Мне важно услышать твое мнение. А остальное я сама как-нибудь устрою. – Ну что ж, мое мнение ты услышала. Не можешь работать с Мельником – уходи, не насилуй себя и не ломай. Еще вопросы есть? – Больше нет, – улыбнулась Настя. – Тогда пойдем. Ты на часы все посматриваешь. Торопишься? – Немного. Мне еще добираться до дома часа полтора. – Ладно уж, поезжай. Только не забудь продукты, мама тебе там наготовила на неделю вперед. Когда они вернулись в квартиру, кухня уже была свободна. Леонид Петрович достал большую сумку и стал помогать Насте складывать в нее пакеты, банки и кастрюльки, заботливо приготовленные Надеждой Ростиславовной. – А это что? – спросила Настя, беря в руки непрозрачный тяжелый сверток. – Это рыба. Она сырая, но уже почищенная и разделанная, ее только надо обвалять в муке и пожарить. Справишься? Настя с сомнением посмотрела на сверток. – Не уверена, но попробую. Вообще-то у меня растительного масла нет, кончилось. Может, я не буду рыбу брать? Давай я вам ее оставлю. – Еще чего. Погоди-ка, у нас, кажется, много масла, сейчас я маму позову, она тебе его выдаст. Через минуту в кухню влетела Надежда Ростиславовна и с ходу набросилась на дочь: – Почему ты не хочешь брать рыбу? Что у тебя за жуткая привычка жевать бутерброды! Надо обязательно есть горячее. – Мамуля, я не умею ее правильно готовить, и масла у меня нет. А когда я сумею дойти до магазина – неизвестно. Жалко же продукт переводить. – Тут и уметь нечего. Кладешь на сковороду и жаришь. А масла я тебе сейчас отолью в бутылку. |