Онлайн книга «Луна и грош»
|
Я задумался. – Неужели вы не понимаете, что ваша жена мучительно страдает? – Ничего, пройдет! Не могу описать, до чего бессердечно это было сказано. Я растерялся, но сделал все, чтобы не показать этого, и заговорил тоном моего дядюшки Генри, священника, когда тот уговаривал кого-нибудь из родственников принять участие в благотворительной подписке. – Вы не рассердитесь, если я буду говорить откровенно? Он улыбнулся и покачал головой. – Чем она заслужила такое отношение? – Ничем. – Вы что-нибудь против нее имеете? – Ровно ничего. – В таком случае разве не чудовищно оставить ее после семнадцати лет брака? – Чудовищно. Я с удивлением взглянул на него. Столь чистосердечное признание моей правоты выбило у меня почву из-под ног. Положение мое было не только затруднительно, но и смехотворно. Я собирался увещевать и уговаривать, грозить и взывать к его сердцу, предостерегать, негодовать, язвить, убивать сарказмом. Но что, черт возьми, прикажете делать исповеднику, если грешник давно раскаялся? Опыта у меня не было ни малейшего, ибо сам я всегда упорно отрицал все обвинения, которые мне предъявлялись. – Ну и что же дальше? – спросил Стрикленд. Я постарался презрительно скривить губы. – Что ж, если вы все признаете, мне, пожалуй, не стоит больше распространяться. – Не стоит. Мне стало очевидным, что я не слишком ловко выполнил свою миссию, и я разозлился. – Черт подери, но нельзя же оставлять женщину без гроша. – Почему нельзя? – Как прикажете ей жить? – Я содержал ее семнадцать лет. Почему бы ей для разнообразия теперь не содержать себя самой? – Она не может. – Пусть попытается. Конечно, у меня нашлось бы, что на это ответить. Я мог бы заговорить об экономическом положении женщины, об обязательствах, которые мужчина, гласно и негласно, берет на себя, вступая в брак, но вдруг я понял, что в конце концов важно только одно. – Вы больше не любите ее? – Ни капли. Все это были очень серьезные вопросы в человеческой жизни, но манера, с которой он отвечал, была такой задорной и наглой, что я кусал себе губы, лишь бы не расхохотаться. Я твердил себе, что его поведение отвратительно, и изо всех сил старался возгореться благородным негодованием. – Но, черт вас возьми, вы же обязаны подумать о детях. Они вам ничего худого не сделали. И они не просили вас произвести их на свет. Если вы о них не позаботитесь, они будут выброшены на улицу. – Они много лет прожили в холе и неге. Не все дети живут так. Кроме того, о них кто-нибудь да позаботится. Я уверен, что Мак-Эндрю станет платить за их учение. – Но разве вы не любите их? Они такие славные. Неужели вы хотите совсем от них отказаться? – Я любил их, когда они были маленькие, а теперь, когда они подросли, я, по правде говоря, никаких чувств к ним не питаю. – Это бесчеловечно! – Очень может быть. – И вам нисколько не стыдно? – Нет. Я попытался изменить курс. – Вас будут считать просто свиньей. – Пускай! – Неужели вам приятно, когда вас клянут на всех перекрестках? – Мне все равно. Его ответ звучал так презрительно, что мой вполне естественный вопрос показался мне верхом глупости. Я подумал минуту-другую. – Не понимаю, как может человек жить спокойно, зная, что все вокруг осуждают его? Рано или поздно это начнет вас тяготить. У каждого из нас имеется совесть, и когда-нибудь она непременно проснется. К примеру, вдруг ваша жена умрет, разве вы не будете мучиться угрызениями совести? Он молчал, и я терпеливо дожидался, пока он заговорит. Но в конце концов мне пришлось прервать молчание. – Что вы на это скажете? – То, что вы идиот. – Вас ведь могут заставить содержать жену и детей, – возразил я, несколько уязвленный. – Я не сомневаюсь, что закон возьмет их под свою защиту. – А может закон снять луну с неба? У меня ничего нет. Я приехал сюда с сотней фунтов. Если я и раньше недоумевал, то теперь уж окончательно встал в тупик. Ведь жизнь в «Отеле де Бельж» и вправду свидетельствовала о крайне стесненных обстоятельствах. – А что вы будете делать, когда эти деньги выйдут? – Как-нибудь подработаю. Он был совершенно спокоен, и в глазах его по-прежнему мелькала насмешливая улыбка, от которой все мои речи становились дурацкими. Я замолчал, соображая, что мне еще сказать. Но на этот раз первым заговорил он. – Почему бы Эми не выйти опять замуж? Она еще не старуха и собой недурна. Я могу рекомендовать ее как превосходную жену. Если она пожелает развестись со мной, пожалуйста, я возьму вину на себя. Теперь пришел мой черед улыбаться. Как он ни хитер, но мне ясно, что за цель он преследует. Он скрывает, что приехал сюда с женщиной, и пускается на всевозможные уловки, чтобы замести следы. Я отвечал очень решительно. – Ваша жена ни за что не согласится на развод. Это ее бесповоротное решение. Оставьте всякую надежду. Он посмотрел на меня с непритворным удивлением. Улыбка сбежала с его губ, и он очень серьезно сказал: – Да ведь мне, голубчик, все едино, что в лоб, что по лбу. Я рассмеялся. – Полно, не считайте нас такими уж дураками. Мы знаем, что вы уехали с некоей особой. Он даже привскочил на месте и разразился громким хохотом. Смеялся он так заразительно, что сидевшие поблизости обернулись к нему, а потом и сами начали смеяться. – Не вижу тут ничего смешного. – Бедняжка Эми, – осклабился он. Затем его лицо приняло презрительное выражение. – Убогий народ эти женщины. Любовь! Везде любовь! Они думают, что мужчина уходит от них, только польстившись на другую. Не такой я болван, чтоб проделать все, что я проделал, ради женщины. – Вы хотите сказать, что ушли от жены не из-за другой женщины? – Конечно! – Вы даете мне честное слово? Не знаю, зачем я потребовал от него честного слова, верно, по простоте душевной. – Честное слово. – Тогда объясните мне, бога ради, зачем вы оставили ее? – Я хочу заниматься живописью. Я смотрел на него, вытаращив глаза. Я ничего не понял и на минуту подумал, что передо мной сумасшедший. Вспомните, я был очень молод, а его считал человеком уже пожилым. От удивления у меня все на свете вылетело из головы. |