Книга Мы живые, страница 109 – Айн Рэнд

Когда перила внезапно оборвались, Кира замерла на месте.

— Андрей! — беспомощно позвала она, в ее испуганном голосе чувствовались нотки смеха.

Клинышек света прорезал темноту, когда Андрей открыл дверь.

— Кира! — Андрей бросился ей навстречу, виновато улыбаясь. — Извини, тут все провода оборвали.

Он подхватил ее на руки и понес в комнату.

— Мне стыдно, Андрей, я такая трусиха! — весело заметила Кира.

Подойдя к камину, Андрей опустил Киру на пол. Он снял с нее пальто и шляпу. От тающего снега на воротнике ее пальто руки Андрея стали мокрыми. Он усадил Киру у огня и, стащив с ее рук варежки, стал растирать в своих ладонях ее замерзшие пальцы. Затем он стянул с Киры галоши и стряхнул с них снег, капельки которого, попав на раскаленные угли, зашипели.

Андрей молча обернулся и, взяв в руки длинную узкую коробку, кинул ее на колени Киры. На его лице застыла выжидающая улыбка.

— Что это, Андрей? — удивилась Кира.

— Одна заграничная вещичка.

Кира сорвала оберточную бумагу и открыла коробку. В ней лежал черный шифоновый пеньюар. Она ахнула от изумления; он был настолько прозрачен, что когда Кира, расправляя, подняла его повыше, то сквозь тонкие складки видно было, как играет огонь в камине.

— Андрей, где ты это взял? — испуганно и недоверчиво поинтересовалась Кира.

— Купил у контрабандиста.

— Андрей, ты — покупаешь у контрабандистов?!

— Почему бы и нет!

— Они же спекулянты.

— Ну и что! Мне очень хотелось купить этот пеньюар. Я знал, что он тебе понравится.

— Но когда-то ты…

— Это было давно.

Он сжал в руке невесомый шифон.

— Так что? Тебе не нравится?

— Андрей! — простонала Кира. — Неужели там, за границей, носят такие вещи?

— Несомненно.

— Подумать только! Черное нижнее белье. Как глупо и восхитительно!

— Вот что носят за границей. Там не боятся восхитительных глупостей. Там считают, что если вещь мила, зачем от нес отказываться.

Кира расхохоталась:

— Андрей, тебя бы вышвырнули из партии, если бы услышали твои слова.

— Кира, ты бы хотела уехать за границу?

Черный пеньюар упал на пол. Андрей со спокойной улыбкой нагнулся и поднял его.

— Я что, напугал тебя, Кира?

— Что… что ты сказал?

— Послушай! — Андрей вдруг опустился на колени перед Кирой, заключив ее в свои объятия. Его глаза были полны отчаянной решимости, которой она никогда не замечала в нем раньше. — Вот уже в течение нескольких дней я вынашиваю в голове одну идею… Поначалу она показалась мне безрассудной, но она не покидает меня… Кира, мы могли бы… Понимаешь! За границу… Навсегда…

— Андрей…

— Все можно устроить. Я могу добиться, чтобы ГПУ меня послало туда с секретным заданием. Я сделаю тебе паспорт, и ты поедешь в качестве моего секретаря. По пересечении границы мы забудем о задании, выбросим советские паспорта и сменим наши имена. Мы бы убежали так далеко, что они никогда не нашли бы нас.

— Андрей, ты думаешь, о чем говоришь?

— Да. Только я не знаю пока, что я буду там делать. Когда я один, я даже не осмеливаюсь думать об этом. Но мне не страшно, когда я рядом с тобой. Я хочу вырваться отсюда, пока не сошел с ума от всего того, что нас окружает. Порвать со всем раз и навсегда. Мне бы пришлось начать все сначала. Но рядом со мной была бы ты. Остальное для меня не имеет значения. Я бы до конца попытался осознать то, чему я только сейчас начинаю учиться у тебя.

— Андрей, — Кира с трудом выговаривала слова, — ты, кто совсем недавно был одним из лучших представителей своей партии…

— Не бойся, говори. Я предатель. Может быть, это и так. Но с другой стороны, я, может, только сейчас перестал им быть. Все эти годы я предавал нечто большее, чем идеи партии. Не знаю. Мне все равно. Сейчас мне кажется, будто с меня сорваны все покровы. Потому что в этом кромешном беспорядке, который называют существованием, мне ничто, кроме тебя, не дает чувства уверенности. — Взглянув в глаза Киры, Андрей тихим голосом спросил, — Что случилось, Кира? Что-нибудь в моих словах напугало тебя?

— Нет, Андрей, — прошептала Кира, не глядя на него.

— Я когда-то сказал, что боготворю тебя, помнишь?

— Конечно…

— Кира, выходи за меня замуж.

Ее руки непроизвольно опустились. Она молча посмотрела на него своими широко открытыми глазами, в которых осталась только мольба.

— Кира, дорогая, разве ты не понимаешь, в каком мы сейчас положении? Почему мы должны прятаться и лгать? Почему я должен жить, лихорадочно отсчитывая часы, дни, недели между нашими встречами. Почему в те моменты, когда я схожу без тебя с ума, я не могу просто позвонить тебе? Почему я должен молчать? Почему я не могу сказать Лео Коваленскому и всем людям, что ты принадлежишь мне, что ты… моя жена.

Кира больше не выглядела напуганной; имя, которое произнес Андрей, вселило в нее смелость.

— Я не могу, Андрей, — холодно и рассудительно ответила она.

— Почему?

— Ты сможешь для меня сделать то, о чем я тебя настоятельно попрошу?

— Я готов.

— Не спрашивай меня, почему.

— Хорошо.

— Я не могу уехать за границу. Но если хочешь, ты можешь один отправиться…

— Забудем об этом, Кира. Я не буду задавать никаких вопросов. Тебе не следовало бы говорить о том, что я могу поехать один.

— Ладно, оставим этот разговор, -— рассмеялась Кира, вскочив на ноги. — Давай устроим для себя прямо сейчас, прямо здесь, кусочек Европы. Я примерю твой подарок. Отвернись и не подсматривай.

Андрей повиновался. Когда он обернулся, Кира стояла у камина, скрестив руки за головой, за ее спиной мерцал огонь, высвечивая через тонкую темную пелену силуэт ее тела.

Андрей наклонил Киру назад. В зареве пламени локоны ее спадающих волос отливали красным.

— Кира, — тихо сказал он, — сегодня вечером я не жаловался… я счастлив… счастлив, что у меня никого нет, кроме тебя…

— Андрей, не говори этого! — взмолилась она. — Пожалуйста, я умоляю, не нужно!

Андрей замолчал. Но его глаза и прильнувшее к Кире тело беззвучно кричали ей: «У меня никого нет, кроме тебя… Никого… кроме тебя…»

Кира пришла домой далеко за полночь. В комнате было пусто и темно. Она утомленно опустилась на кровать в ожидании Лео. Сон овладел ею. Она лежала съежившись, в измятом красном платье. Ее волосы спадали на пол.

Киру разбудил неистовый и назойливый телефонный звонок. Она вскочила. На улице было уже светло. Лампа на столе все еще горела; Кира была одна.