Онлайн книга «Аптекарь, его сестра и ее любовник»
— Это по радио так сказали, что они проверяют всех, кто вступал с ней в контакт? Или назвали только твое имя? — Может, я последний, кого еще не опросили. Разумное объяснение. Но если оно верно, почему он так расстроен? Да и вряд ли об этом стали бы упоминать по радио, если бы ФБР хотело только опросить его. — Если бы мне не удалось вырезать твое имя на шкафу, наверно, я написала бы его на оконном стекле. И вдруг она поняла, что именно это и сделала: написала на стекле его имя, как глупая школьница, машинально выписывающая в тетради имена своих кавалеров. Смутившись и сердясь на себя, Лилли стерла имя со стекла… а чего добилась? В очищенном от инея участке стекла отразился Тирни. Голый, освещенный сзади камином, с блестящей мокрой кожей. Ее губы раскрылись в невольном вздохе. Желание, спрятанное где-то глубоко внутри, развернулось и заполнило ее. Не замечая, что Лилли следит за ним, он нагнулся, окунул рукавичку в ведро, отжал ее и начал растирать грудь, плоский живот, темный треугольник внизу… Лилли закрыла глаза и прижалась лбом к холодному стеклу. Кровь тяжко и горячо пульсировала в ее теле. Гул крови в ушах был так громок, что она едва расслышала его слова: — Ты могла бы это сделать. Наша кожа выделяет жир, который остается на стекле, пока его не смоют. О чем он говорит? Лилли даже вспомнить не могла. Она подняла голову и, чтобы удержаться от соблазна еще раз на него посмотреть, задернула штору, перед тем как открыть глаза. — Я почти закончил. Опять до нее донеслось звяканье пряжки: значит, он поднял джинсы. Через несколько секунд он сказал: — Все, можешь поворачиваться. Повернувшись, Лилли не стала смотреть прямо на него, но краем глаза увидела, как он натягивает свитер через голову. Она двинулась в кухню. — Пойду разогрею суп. — Каким-то чудом ей удалось сдержать дрожь в голосе. — Отлично. Я ужасно голоден. Тирни вышел, чтобы выплеснуть ведро. Когда он вернулся и прошел в кухню, Лилли уже вылила банку концентрированного супа в кастрюлю и добавила немного питьевой воды. — Спасибо за «Южную магнолию», — сказал Тирни. — На здоровье. — Ужасно неловко еще раз тебя об этом просить, но не могла бы ты посмотреть рану на голове? Она должна прикоснуться к нему? Прямо сейчас? — Конечно. Как и раньше, он оседлал один из кухонных табуретов. Лилли зашла ему за спину и развела в стороны его влажные волосы. Влажные? У него влажные волосы? Должно быть он вымыл голову, а она и не заметила. К своему стыду она не замечала ничего выше шеи. — Больше не кровоточит, — объявила Лилли, — но надо, наверное, сменить наклейки из пластыря. Она промыла рану антисептическими салфетками, потом пришлось пройти через тот же скрупулезный ритуал что и накануне: нарезать пластырь маникюрными ножницами на полоски и заклеить ими рану крест-накрест. Лилли старалась действовать со всем возможным безразличием, но из-за этого ее движения стали неуклюжими. Несколько раз она чувствовала, как он вздрагивает, и извинялась за причиненную ему боль. Они нагрели кастрюлю на огне камина и съели суп, сидя по-турецки на матраце. Оказалось, что одной банки им мало, и они подогрели вторую. Посреди второй порции Тирни спросил: — Лилли, с тобой все в порядке? Она удивленно подняла голову. — А почему ты спрашиваешь? — Ты какая-то ужасно тихая. — Я просто устала, — солгала она и вернулась к супу. Они растянули ужин насколько возможно, но, когда все было съедено, у них все равно остался долгий вечер впереди, а делать было решительно нечего. Несколько минут прошли в молчании, нарушаемом лишь потрескиванием поленьев в камине. Наконец он заговорил: — Если хочешь спать, говори, не стесняйся. — Я не хочу спать. — Ты же говоришь, что устала. — Я устала, но спать не хочу. — Вот и у меня то же самое. Устал, как собака, а спать не хочу. — Мы долго спали днем… — Гм. Опять наступило молчание. На этот раз его нарушила Лилли: — Почему тебя растили бабушка с дедушкой? — Мама и отец погибли в автомобильной аварии. Водитель грузовика превысил скорость, не заметил предупреждающего знака «Ремонт дороги», не смог вовремя затормозить и буквально переехал их. Сплющил их Пришлось часами вырезать части тел из того, что от нее осталось. Его спокойно-деловитый тон не обманул Лилли. Ему не удалось скрыть свои эмоции. — Когда это случилось, подробности от меня, конечно, скрыли, — продолжал Тирни. — Но много лет спустя, когда я уже стал настолько взрослым, чтобы задавать такие вопросы, дедушка позволил мне прочесть, что писали газеты об этой аварии. Они с бабушкой потеряли дочь. Я остался сиротой. А неосторожный водитель грузовика вышел из передряги без единой царапины. — Сколько тебе было лет? — Когда это случилось? Восемь. Мама с отцом уехали на долгие выходные — отметить десятую годовщину своей свадьбы, а меня оставили у бабушки с дедушкой. — Тирни взял кочергу и помешал огонь. — После похорон, когда я понял, что это не дурной сон, что они и вправду умерли, я не захотел возвращаться в наш дом. Бабушка с дедушкой взяли меня домой, чтобы упаковать мои вещи, но я устроил истерику во дворе и наотрез отказался даже зайти в дом. Я просто не мог снова увидеть эти комнаты, зная, что мамы с папой там нет и никогда не будет. — Ты их очень любил, — тихо сказала Лилли. Тирни смущенно пожал плечами. — Я был ребенком. Все, что они для меня делали, принимал как должное, но… Да, я любил их. Бабушку с дедушкой я тоже любил. Им, конечно, пришлось со мной нелегко, но они никогда не давали мне почувствовать, что я для них обуза. Честно говоря, я никогда не сомневался, что они меня любят. — Ты так и не вернулся в свой дом? — Нет. Лилли положила подбородок на поднятые колени и задумчиво взглянула на его профиль. — Ты и теперь никогда не бываешь дома. У тебя такая работа,, что ты вечно в разъездах. Он криво усмехнулся. — Держу пари, для промывателей мозгов этот факт стал бы просто праздником души. — Это был подсознательный выбор карьеры? Или сознательный? — Моя жена думала, что сознательный. — Жена? — В прошедшем времени. Мы были женаты аж целых тринадцать месяцев. |