Книга Женский портрет, страница 113 – Генри Джеймс

– Он очень недоволен тем, что вы объяснились с Пэнси. Очень! – сказала мадам Мерль.

– Готов предоставить ему случай мне это высказать.

– Приготовьтесь к тому, что заодно он выскажет и многое другое, что вряд ли придется вам по вкусу. Постарайтесь бывать там по мере возможности редко и предоставьте остальное мне.

– По мере возможности? Кто же определит меру этой возможности?

– Да хотя бы я. Можете бывать там по четвергам, тогда же, когда и все, но не вздумайте искать встреч с Пэнси в неурочное время. Не тревожтесь за нее, я ей все объясню. У малютки спокойный нрав, она примет все так, как надо.

Эдвард Розьер, хоть он и очень тревожился за Пэнси, внял совету и до следующего четверга не показывался в палаццо Рокканера. В этот день у них был званый обед, и Розьер, несмотря на то, что пришел рано, застал там уже довольно многочисленное общество. Озмонд стоял, по своему обыкновению, в первой гостиной у камина и смотрел на дверь, так что Розьеру, не желавшему быть подчеркнуто невежливым, ничего не оставалось, как подойти и с ним заговорить.

– Я рад, что вы способны прислушаться к намеку, – сказал, полузакрыв свои умные проницательные глаза, отец Пэнси.

– К намекам я не прислушиваюсь. Я, судя по всему, прислушался к пожеланию.

– К пожеланию? От кого вы его слышали?

Бедному Розьеру казалось, что его намеренно оскорбляют, и несколько секунд он молчал, спрашивая себя, сколько должен верный возлюбленный вытерпеть во имя любви.

– Мадам Мерль передала мне, если я правильно ее понял, ваше пожелание, чтобы я не искал случая поговорить с вами, сказать вам то, к чему я стремлюсь.

Розьер льстил себя надеждой, что произнес это достаточно твердо.

– Не понимаю, какое отношение к этому имеет мадам Мерль. Почему вы обратились к мадам Мерль?

– Я спросил ее мнение, только и всего. Я обратился к ней, так как полагал, что она хорошо вас знает.

– Не так хорошо, как ей кажется.

– Жаль, она оставила мне крупицу надежды.

Несколько секунд Озмонд смотрел в камин.

– Я очень высоко ценю мою дочь.

– Не выше, чем я. Разве моя просьба выдать ее за меня замуж не доказывает этого?

– Я хочу выдать ее замуж хорошо, – продолжал Озмонд с такой холодной наглостью, что, будь бедный Розьер в ином расположении духа, он непременно бы восхитился.

– Разумеется, я уповаю на то, что, выйдя замуж за меня, она хорошо выйдет замуж. Она не может выйти замуж за человека, который любил бы ее больше, чем я, и которого она, позволю себе добавить, любила бы больше.

– Я не обязан выслушивать ваши домыслы насчет того, кого моя Дочь любит, – взглянув на него, Озмонд холодно усмехнулся.

– Это не домыслы. Ваша дочь сказала это.

– Не мне, – продолжал Озмонд, наклоняясь вперед и рассматривая носки ботинок.

– Она дала мне согласие, сэр! – воскликнул доведенный до крайности Розьер.

Разговор велся до сих пор вполголоса, и исторгнутая у Розьера громкая нота невольно привлекла к себе внимание гостей. Подождав, пока легкое волнение улеглось, Озмонд с самым невозмутимым видом сказал:

– Думаю, она этого уже не помнит.

Они стояли все это время лицом к камину, но после того, как хозяин дома изрек последнюю фразу, он круто повернулся к гостям. Розьер собрался было ответить, но увидел, что какой-то незнакомый ему джентльмен, появившийся в гостиной, как принято в Риме безо всякого оповещения, направляется к Озмонду. Тот смотрел на него с любезной, но ничего не говорящей улыбкой. У гостя было красивое лицо, большая светлая борода, и похож он был на англичанина.

– Вы, очевидно, не узнаете меня, – сказал он с улыбкой более выразительной, чем у хозяина дома.

– Вот теперь я вас узнал. Никак не ожидал вас увидеть.

Розьер оставил их и бросился отыскивать Пэнси. Он думал найти ее, как и всегда, в соседней гостиной, но снова столкнулся на своем пути с миссис Озмонд. Вместо того чтобы поздороваться с хозяйкой дома, – Розьер полон был справедливого негодования, – он сказал ей в сердцах:

– Ваш муж бесчувственный человек.

Она опять улыбнулась загадочной улыбкой, которую он подметил у нее еще в тот раз.

– Нельзя требовать от всех вашей пылкости чувств.

– Да, я не бесчувственный, не отрицаю, но я и не безрассуден. Что он сделал со своей дочерью?

– Не имею представления.

– Вас, что ж, это не интересует? – спросил Розьер, готовый возроптать и на нее.

Она помолчала.

– Нет! – ответила она резко, тут же опровергнув эту резкость тревожно заблестевшими глазами.

– Простите, но я вам не верю. Где мисс Озмонд?

– Там, и уголке, поит гостей чаем. Пусть она там и остается.

Розьер сейчас же увидел свою маленькую подругу, которую заслонили от него стоявшие между ними гости. Он пристально на нее посмотрел, но она была всецело поглощена своим занятием.

– Боже мой, что он с ней сделал? – снова взмолился Розьер. – Он говорит, что она от меня отступилась.

– Нет, она не отступилась от вас, – не глядя на него, тихо сказала Изабелла.

– Как мне вас благодарить! Теперь я готов оставить ее в покое на тот срок, какой вы сочтете необходимым.

Не успел Розьер кончить фразу, как заметил, что Изабелла вдруг изменилась в лице, и увидел, что к ней приближается Озмонд в сопровождении джентльмена, который перед тем вошел в гостиную. Несмотря на свои неоспоримые преимущества – счастливую наружность и безусловную светскость – джентльмен этот, на взгляд Розьера, держался несколько смущенно.

– Изабелла, – сказал ей муж, – я привел вам вашего старинного друга.

Хотя миссис Озмонд и улыбалась, в ее лице, как и в лице ее старинного друга, была какая-то растерянность.

– Я очень рада лорду Уорбертону, – сказала она.

Розьер отошел от них; поскольку его разговор с миссис Озмонд прервали, он почувствовал себя свободным от данного им сгоряча зарока. Тем более что он сразу ощутил – миссис Озмонд будет сейчас не до него.

И действительно, надо отдать ему справедливость, Изабелла на время о нем забыла. Она была поражена, приятно или неприятно, этого она и сама пока что не понимала. Лорд Уорбертон, однако, теперь, когда оказался с ней лицом к лицу, был, очевидно, вполне уверен в своих чувствах, его серые глаза не утратили еще своего прекрасного свойства искренне обо всем свидетельствовать. Он немного «раздался» по сравнению с прежними временами, казался старше и стоял перед ней очень внушительный, благоразумный.