
Онлайн книга «Хлеб великанов»
— Что же мне делать? — беспомощно сказала Нелл. — Ну, вы можете выйти замуж за того, другого, мужчину, о котором говорили, и быть с ним разумно счастливы, или же вы можете выйти за Вернона и быть несчастной с отдельными периодами блаженства. — А вы бы что выбрали? — прошептала Нелл. — О, я бы вышла за Вернона и была несчастна, но некоторым нравится получать удовольствие с горем пополам. Нелл встала. В дверях она обернулась — Джейн не пошевелилась. Она полулежала, откинувшись к стене, и курила, полузакрыв глаза. Она была похожа одновременно на кошку и на китайского идола. Нелл охватила волна ярости. — Я вас ненавижу! — вскричала она. — Вы отняли у меня Вернона! Да, вы! Вы плохая… вы — злая! Я знаю, я чувствую. Вы дурная женщина. — Ревнуете, — спокойно сказала Джейн. — Значит, признаете, что есть за что? Это не Вернон вас любит — он не любит и никогда не будет вас любить. Это вы хотите захватить его. Наступила напряженная тишина. Потом Джейн, не меняя позы, засмеялась. Нелл выбежала прочь из ее квартиры, не сознавая, что делает. 4 Себастьян часто бывал у Джейн. Обычно он заходил после обеда, предварительно позвонив. Оба находили странное удовольствие в обществе друг друга. Джейн поверяла Себастьяну, как она сражается с ролью Сольвейг: трудная музыка, трудно угодить Радмогеру, еще труднее — себе. Себастьян делился с Джейн своими честолюбивыми мечтами, ближайшими планами, смутными идеалами будущего. Как-то вечером, когда они, наговорившись, замолчали, он сказал: — Легче всего мне бывает разговаривать с тобой, почему — не знаю. — Ну, в некотором роде мы с тобой одной породы, верно? — Разве? — Я так думаю. Не внешне, а по существу. Оба любим правду. Оба принимаем вещи такими, как они есть. — А другие нет? — Конечно нет. Нелл Верикер, например. Она все видит так, как ей показали, или так, как хочет видеть. — Раба условностей? — Да, но есть и другая крайность. Джо, например, гордится тем, что не считается с условностями, а это приводит к узости и предубежденности. — Да, ей лишь бы быть «против» — не важно, против чего именно. Она такая. Ей нужен бунт. Она никогда не пытается как следует разобраться и оценить по достоинству предмет, против которого бунтует. Вот почему мое дело безнадежно. Я преуспеваю, а она обожает неудачников. Я богат — значит, от брака она ничего не потеряет, а выиграет. Даже то, что я еврей, в наше время не так уж плохо. — Даже модно, — засмеялась Джейн. — И все равно, Джейн, у меня такое чувство, что я ей нравлюсь. — Вполне возможно. У нее неподходящий для тебя возраст, Себастьян. На твоей вечеринке тот швед сказал удивительно верно, что разделенность во времени страшнее разделенности в пространстве. Если кого-то не устраивает твой возраст, это безнадежно. Может быть, вы созданы друг для друга, но родились в разное время. Звучит нелепо? Если бы ей было тридцать пять, она бы тебя любила до безумия — такого, как ты есть. Любить тебя суждено женщинам, а не девочкам. Себастьян смотрел на камин. Был холодный февральский день, и на углях были сложены дрова — Джейн не признавала газовые камины. — Джейн, ты не задумывалась, почему мы с тобой так и не влюбились друг в друга? Платоническая дружба — большая редкость. Ты очень привлекательна. В тебе есть нечто от сирены — оно проявляется бессознательно, но оно есть. — В нормальных условиях могли бы. — А разве мы не в нормальных условиях? О, минутку! Я понял. Ты хочешь сказать, что эта роль уже занята. — Да. Если бы ты не любил Джо… — И если бы ты… — Он замер. — Ну? — сказала Джейн. — Ты знаешь, не так ли? — Да, пожалуй. Хочешь об этом поговорить? — Ни в малейшей степени. Какой смысл? — Джейн, ты согласна с теми, кто считает, что, если чего-то сильно захотеть, оно придет? Джейн призадумалась. — Нет, вряд ли. Случается столько всего, ждешь ты его или не ждешь. Если тебе что-то предлагают, хочешь не хочешь, приходится решать, брать или не брать. Это судьба. Ну, а приняв решение, иди и не оглядывайся. — Чую дух греческой трагедии. Электра у тебя в крови. — Он взял со стола книгу. — «Пер Гюнт»? Вижу, ты врастаешь в Сольвейг. — Да, опера скорее про нее, чем про Пера. Знаешь, Сольвейг — девушка удивительного обаяния: такая бесстрастная, такая спокойная — и в то же время убеждена, что ее любовь к Перу — единственное, что есть в небесах и на земле. Она знает, что нужна ему, хотя он ей этого никогда не говорил. Она отвергнута и покинута, но ухитряется его дезертирство сделать решающим доказательством его любви. Музыка Радмогера потрясающая. «Благословен будь тот, кто сделал мою жизнь благословенной!» Показать, что любовь мужчины может превратить женщину в этакую бесстрастную монашку — трудно, но прекрасно. — Радмогер тобой доволен? — Временами. Вчера он послал меня к черту и тряс так, что зубы стучали. Он был прав, я пела неверно, мелодраматично. Сольвейг должна быть мягкой, нежной и ужасно сильной, как Радмогер и говорил в первый день. Снег, ровный снег, с пробегающими по нему чистыми узорами. Она перевела разговор на оперу Вернона. — Она уже закончена. Я хочу, чтобы он показал ее Радмогеру. — А он? — Думаю, хочет. Ты ее видел? — Только в отрывках. — Что ты о ней думаешь? — Сначала ты, Джейн. В том, что касается музыки, ты разбираешься не хуже моего. — Опера довольно сырая. Перегружена. Он пока не научился управляться с материалом, но материала — прорва. Ты согласен? Себастьян кивнул. — Полностью. Я больше прежнего уверен, что Вернон сделает революцию в музыке. Но сейчас скверные времена. Ему придется столкнуться с тем фактом, что все им написанное — это, как говорится, не коммерческое предприятие. — Ты хочешь сказать, ее никто не захочет ставить? — Вот именно. — Ты мог бы поставить. — По дружбе, хочешь сказать? — Вот именно. Себастьян встал и стал расхаживать по комнате. — На мой взгляд, это неэтично, — сказал он наконец. — А кроме того, ты не хочешь терять деньги. — Правильно. — Но ведь ты можешь позволить себе лишиться какой-то суммы так, что этого и не заметишь? — Я всегда замечаю потерю денег. Это… задевает мою гордость, что ли. Джейн кивнула. — Понятно. Но, Себастьян, я не думаю, что тебе придется терять. |