Книга Грязные игры, страница 37 – Сандра Браун

Она помолчала, чтобы успокоиться.

— Дело в тебе, а не во мне. Ты любишь «Сансаут». Это твоя жизнь. Тебе нужна авиакомпания не меньше, чем ты ей. А когда мы в последний раз обедали в ресторане?

Его голова слегка откинулась назад.

— Прости. Я, кажется, упустил нить разговора. Когда мы сменили тему?

— Мы не меняли. Это одно и то же.

— Неужели?

— Мы теперь редко видимся с друзьями. Я уже не помню, когда мы ходили к кому-то в гости или сами приглашали кого-то на партию в карты или воскресный завтрак. Ты все время сидишь здесь. А я занимаюсь только работой. Я люблю свою работу, и я не жалуюсь, но… — Она опустила голову и умолкла, не закончив фразы.

— У тебя месячные.

Она вскинула голову, встретилась с ним взглядом, и ее плечи постепенно обмякли.

— Прости, — она кивнула.

— Я догадался, — он виновато поморщился.

— По моему нытью?

— Нет, это первое утро, когда я не спрашивал у тебя о месячных.

— Фостер…

Она ошибалась. На его лице отражалось не сожаление, а самобичевание. Он тщательно следил за ее циклом, спрашивая о нем каждый день, а иногда и несколько раз в день.

— Я все испортил этим утром, когда не проснулся вовремя и не увидел тебя до того, как ты уехала на это утреннее совещание. Я всегда первым делом спрашиваю тебя о месячных. Этим утром я этого не сделал.

— Фостер, можешь мне поверить, мой менструальный цикл не зависит от твоих вопросов.

— У тебя была задержка.

— Всего два дня.

— А в чем причина задержки?

— Не знаю.

— Раньше такого не было.

— Обычно не было.

— Так почему же теперь?

— Не знаю, Фостер, — ответила она, стараясь не потерять терпение. — Может, стресс.

— Черт возьми! — Он ударил ладонями по подлокотникам инвалидного кресла. — Когда два дня назад у тебя не началось, я позволил себе надеяться. Мне следовало спросить. Если бы я спросил…

— Менструация все равно бы началась.

— Откуда нам знать!

— Я знаю. Температура снизилась, указывая на то, что я не беременна. Несколько дней назад у меня начался предменструальный синдром. Отсюда раздражительность и усталость. Я надеялась, что ошибаюсь, но… — Она тоскливо покачала головой. — Я боялась тебе признаться.

— Это не твоя вина. Иди ко мне.

Его ласковый тон заставил ее отложить бумаги. Когда она потянулась к нему, он усадил ее к себе на колени.

— Я не хочу причинить тебе боль. — Она осторожно села.

— Если бы ты могла. — Они улыбнулись друг другу, но промолчали, как молчали о многом, что имело отношение к аварии и к тому, как эта авария повлияла на их жизнь. Он ласково сжал ее плечо. — Это разочарование, но не поражение. Ты сделала все, что могла.

— Этого оказалось явно недостаточно.

— Просто успех откладывается. Это не равнозначно неудаче.

— Я знаю, как работает твоя голова — голова человека, всегда добивавшегося больше, чем от него ожидали.

Они оба всегда стремились все делать на «отлично» и, сравнивая свое детство, обнаружили, что несмотря на существенную разницу в финансовом положении семей, их воспитывали одинаково. Ее родители, как и его, многого ждали от своего единственного ребенка.

У обоих были властные, но любящие отцы. Требование во что бы то ни стало достичь успеха, которое они предъявляли к детям, скорее подразумевалось, чем выражалось открыто, но это не делало его менее эффективным.

Ее отец был профессиональным летчиком, пилотом бомбардировщика, отслужившим два срока во Вьетнаме. После войны он работал летчиком-испытателем и инструктором. Он был сорвиголовой, любил риск, ездил на мотоцикле без шлема, увлекался водным и лыжным слаломом, прыгал с парашютом и на «тарзанке».

Он умер во сне. Лопнула аневризма сосуда головного мозга.

Лаура обожала отца и тяжело переживала его смерть не только из-за ее чудовищной несправедливости, но еще и потому, что отец никогда не увидит, как она достигает целей, которые он перед ней поставил.

Мать считала своего лихого супруга беспримерным героем. Она боготворила его и так и не оправилась от шока, когда обнаружила его мертвым рядом с собой. Горе превратилось в депрессию. Лаура была бессильна остановить неумолимое течение болезни, которая в конце концов отняла жизнь матери.

Лаура училась только на «отлично»; она была членом студенческого братства «Фи-бета-каппа», и ей поручили сказать напутственную речь в день присуждения университетских степеней. Она добивалась всех целей, которые перед собой ставила. Родители открыто гордились ею. Они называли ее своим высшим достижением. Но их смерть, трагическая и преждевременная, оставила у нее чувство, что она их сильно подвела.

Фостер знал об этом.

— Только без твоих психоаналитических намеков о том, что я не хочу расстраивать своих родителей, — сказала она, ткнув в него пальцем.

— Хорошо.

— Но ты так считаешь, — не отступала она. — И точно так же ты думаешь, что это твоя вина, потому что ты не спросил о моих месячных сегодня утром.

— Кто из нас лучше кого знает? — рассмеялся он.

— Я знаю, что ты не любишь менять однажды заведенный порядок. — Она запустила пальцы ему в волосы. — Разве не по этому принципу вы живете, Фостер Спикмен?

— А теперь у нас есть доказательство, насколько разумен этот принцип.

— Законы природы тоже разумны, — она пожала плечами. — Яйцеклетка не оплодотворилась. Все просто.

— Не так уж просто, — он упрямо покачал головой.

— Фостер…

— Это не обсуждается, Лаура. Наша жизнь подчиняется неписаным законам.

— До определенной степени, возможно, но…

— Никаких «но». Существуют космические принципы, нарушать которые никому не следует. В противном случае последствия могут быть очень серьезными.

— Как смена водителя в последнюю минуту, — тихо сказала Лаура, опустив голову.

— О боже. Теперь я тебя еще больше расстроил, — он прижал ее голову к своей груди и погладил по спине.

Она не могла спорить с ним. Бесполезно было даже пытаться. Вскоре после свадьбы, пытаясь лучше понять навязчивый невроз мужа, она поговорила с его психотерапевтом. Он рассказал ей об убеждении Фостера, что любой беспорядок ведет к катастрофе. Выстроенные однажды схемы не должны нарушаться. Фостер верил в это всем сердцем, разумом и душой. Врач сказал, что пытаться убедить его в обратном — пустая трата времени. «Ему это не доставляет абсолютно никаких проблем, — пояснил психиатр. — Но вы должны помнить: то, что для вас небольшая заминка, для него настоящий хаос».