Онлайн книга «Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд»
|
– Не, я и не знал, что у вас тут игра! «Игра? Какая, на хрен, игра?» – Вы не знаете, где тут семнадцатый участок леспромхоза? – мужик явно любитель поговорить, но и жизнью битый, стоит и не дергается. Права не качает. Но я мог и погорячиться – уже давно все воспринимаю через призму войны. А вдруг он действительно считает, что мы в какую-то игру вроде изрядно позабытого на фоне всего произошедшего за два последних месяца страйкбола, играем. – Ты кто? – Голос Фермера глух и хрипл. – Водитель. В автохозяйстве работаю. Вот – везу агрегат пилильный на делянку, – вислоусый, не опуская рук, пальцем показал на прицеп. – Тотен, проверь! – Э, чего проверять-то? – возмутился мужик. – Если надо, могу накладные показать. Путевой лист… Но тогда уж и вы документ какой предъявите, что проверять могете. А то кто вас знает? Вместо ответа Саша выразительно покачал винтовкой. – День сегодня какой? – Негоже поперед командования в пекло лезть, но вопрос просто жег мне язык. – С утра двадцать восьмое было… Вы чего, хорошо вечерком посидели? Неправильно это – в воскресенье наклюкиваться… Суббота на то есть! «Не, точно мужик безбашенный – на него два ствола глядят, а он о вреде выпивона в воскресенье поучает! Хорошо, что я еще не спросил, какая это планета?» Но от ощущения общей неправильности происходящего по спине пробежал холодок. Заметил я за собой такое новое свойство. И даже не раз об этом думал. Правда, кроме скороспелого вывода, что это из-за общих переживаний «чувство опасности» так трансформировалось, так ничего и не придумал. – Августа? – Ну да! Чего же еще? – А год какой? – тут уже не выдержал Саша. – Вы чего мужики? – «Пленный» даже руки от удивления опустил. – Две тысячи восьмой. – Твою мать! – выдохнули мы одновременно с Фермером. Глава 19
Москва, улица Дзержинского, дом 2. 1 сентября 1941 года. 18.43 – Как дела? – Может, Эйтингон и постучался, но, погруженный в свои невеселые мысли, Павел это пропустил. – Как сажа бела… А у тебя чего? – Через неделю уезжаю. – Все-таки решилось? – Ага. Так чего пригорюнился-то? – Наум последние три дня был занят организацией собственной поездки в Турцию, для чего пришлось встречаться и общаться с добрыми двумя десятками людей, так что в отделе появлялся лишь набегами. – «Странники» не вышли на связь. – Да ну! – Заместитель отодвинул стул и сел рядом. – Сколько сеансов пропустили? – Один плановый и четыре резервных. Радисты говорят – на частотах глухо. Последний сеанс был двадцать шестого ночью. Передали солидный такой кусок… – Думаешь, взяли их? – И это самый лучший вариант… – Судоплатов резко мотнул головой. – Черт, что несу-то?! Какой лучший?! – Паша, не бесись, – Эйтингон успокаивающе положил ладонь на плечо товарища. – Что, считаешь, из-за такого срыва им верить перестанут? Вместо ответа Павел кивнул. – А вот это вряд ли! Они уже столько наворотили, что… – он на секунду задумался, – уже не вычеркнешь! Ты не в курсе случайно, нет ли в тех краях каких-нибудь групп? Наших, армейских, подпольщиков, в конце-то концов? Пусть поищут. – Эйтингон постучал пальцем по столу. – Кстати, Паша, ты не думал, что у них могла просто рация сломаться или батареи накрылись? – Сломаться могла, а про батареи… Помнишь, что Зайцев рассказывал? Какое у них специальное устройство? – Это которое цепляется к автомобильному аккумулятору и от него практически любую рацию можно запитать? – Да. – Ну, значит, трансформатор этот сломался… Ты с летунами договорился? – Да. Готовы. – Значит, сиди и жди! А теперь мне с тобой о другом поговорить надо… Москва, улица Дзержинского, дом 2. 1 сентября 1941 года. 19.43 – Товарищ нарком, разрешите? – Берия, внимательно изучавший какие-то бумаги, закрыл папку и махнул рукой, разрешая войти. Комиссар госбезопасности второго ранга Круглов [114] посторонился, пропуская коренастого человека средних лет, одетого в вытертую практически добела полевую гимнастерку без знаков различия. Внешность прибывшего выдавала коренного уроженца Кавказа. Густая щетина, темные круги под глубоко запавшими глазами – человек этот, похоже, очень давно нормально не спал. – Проходите, товарищ, присаживайтесь! – радушно предложил хозяин кабинета заметно робеющему гостю, указав рукой на стул напротив себя. – Товарищ нарком, лейтенант Лакрба по вашему приказанию… – Вы присаживайтесь, товарищ лейтенант, – мягко перебил его Берия. – Я так понимаю, вы с дороги? Сейчас принесут поесть и чаю. Или, может быть, вы от вина не откажетесь? – Нет, товарищ нарком, боюсь усну. – Ну нет так нет. Вы, кстати, из каких Лакрба [115] будете? – Из Агухары я, – спокойно ответил гость. – Гудаутский, стало быть? Бывал я там, знаете. Ладно, о родине и потом поговорить можно будет. Сейчас о деле. – Берия поправил пенсне. – Расскажите нам, пожалуйста, о тех людях, с которыми вы столкнулись в конце июля. – Что вас конкретно интересует, товарищ нарком? Рассказать-то я много чего могу. С чего начать? – Давайте для начала ваши личные впечатления. Для разгона, так сказать. Тем более что доклад товарища Зайцева мы уже читали. Вас же товарищ Цанава не просто так в состав группы пропихнул, верно? – Несмотря на мягкий тон генерального комиссара, гость непроизвольно поежился. – Товарищ нарком, с кого лучше начать? – С кого хотите. Кто лично вам показался самым запоминающимся? – Если по-простому, то Окунев. Тот, который песни пел. – Песни? – совершенно натурально удивился генеральный комиссар. – Ну да! Они как-то концерт устроили, вроде художественной самодеятельности. Да и просто так он пел. Для своих, но я не один раз слышал… – Лакрба замолчал, и у Берии с Кругловым возникло ощущение, что он отчего-то сам себя оборвал на полуслове. – А этот Окунев, он кто? – Старший лейтенант госбезопасности. У них в группе он вроде разведчика и боевика, но точно, чем занимается, не скажу. |