Онлайн книга «Вернутся не все! Разведывательно-диверсионный рейд»
|
– Das frühstück ist im preis inbergriffen! [10] Тотен чуть не поперхнулся огурцом, но быстро ответил в том же стиле: – In userem hotel ist schwedisches buffet! [11] – Что, в общем-то, немудрено, поскольку обе эти фразы стояли в разговорнике соседними, а само «пособие тупого толмача» было в его мобилке. И как обучающий материал я выучил его наизусть. Колхозники, сопровождавшие столь ценный груз, непонимающе хлопали глазами, так что соглядатаями лингвистически подкованного бургомистра их можно было не считать. Но лучше перебдеть, и для дополнительной проверки я подошел вплотную к мужичку: – Wie heißt du? Zeigen Sie mir bitte Banja? [12] Дедок в ответ только лупал глазами, но вот тетка, похоже, вычленила главное в моем вопросе: – Баня? Скоро баня, скоро… Часок подождать надо, топят ее пока, – затараторила она, совершая руками иллюстративные движения: так, на слово «баня» она изобразила, что моет что-то, а на «топят» – словно дрова в печку бросала. При этом похожа она была на родных «челночниц», торгующихся на барахолке в какой-нибудь восточной стране. Тотен подключился к лицедейству и на ломаном русском переспросил, точно ли час ждать. А может – два? Тетка не моргнув глазом согласилась и со второй цифрой, после чего Алик с важным видом перевел для меня диалог на немецкий – слава богу, не весь. Буркнув «Gut!», я сунулся в телегу, собираясь стащить какую-нибудь вкусняшку, тем более что Тотен так аппетитно хрустел огурцом, но тут же был оттерт неугомонной селянкой, которая, окатив меня очередным валом трескотни, выдрала у меня корзину с овощами, подхватила вторую – с пирогами и понесла все это богатство к дощатому столу, вкопанному в тени здоровенной липы, росшей рядом со зданием школы. «Вот ведь реактивная мадама! – искренне восхитился я энергии и бесстрашию тетки. – И совсем не боится, что осерчавший такой бесцеремонностью зольдат может и в дыню прикладом зарядить! Впрочем, приклада у меня с собой нет, пистолет в кабуре, и вообще – внутренняя интеллигентность так и прет! Потому и не боится нисколько…» Я заметил, что Алик жестом показал мне, что надо отойти и переговорить. Проводив грустным взглядом старика, несущего к столу исходящий паром чугунок, я поплелся вслед за другом. – Ну что там, в местном правлении? – спросил я, когда мы уселись на завалинке у крыльца, прямо под вывеской «Загатьинская средняя школа». – Все довольно неплохо: немцы здесь крайний раз были больше двух недель назад. – Вот как? Что же, им и продналог не нужен? – удивился я. – А это уже Акункин подсуетился – местные сами продукты возят. Раз в неделю грузят две подводы… – И куда везут? – К шоссе, до Чечевичей. Говорят, километров тридцать в один конец выходит. – Понятно. А немецкий он откуда знает? – Учительствовал. – Здесь? – я показал на вывеску. – Нет. Городской. Из Минска. – Ты и это вызнал? – Спрашиваешь! Чай, не первый день допросами занимаюсь… – усмехнулся Тотен. – Натаскался уже. – Домой вернемся – в ЭйчАр [13] переходи, претендентов будешь колоть. – Лишь бы вернуться, Тошка! Лишь бы вернуться! А там я даже на ресепшене сидеть готов! – отшутился Демин. – Ты за стойкой в немецкой форме сидеть будешь или в энкавэдэшной? – Да хоть голым! – Чувствовалось, что Лешу неслабо «плющит» от одной только мысли, что мы можем и не попасть обратно домой, хотя если вспомнить, что из всей нашей шатии-братии он, пожалуй, самым домоседом был, то ничего удивительного. – Вернемся, брат! Куда мы денемся! – Надеясь, что голос прозвучал не слишком фальшиво, бодро сказал я в ответ. – Лучше давай про «бугра» местного опять! – Да мутный он, аж жуть! У меня, признаться, сложилось ощущение, что он того… – и Тотен сделал многозначительную паузу. – Да говори прямо, а то нам, контуженым, мозги напрягать вредно! – Ну как тебе сказать… – снова замялся друг. – Короче, он немцам не просто так служить пошел! – Казачок засланный, что ли? – Как раз наоборот. Сложилось у меня ощущение, что он нам где-то даже рад. – «Нам» – это кому? – Ну, что солдаты немецкие в деревне объявились. Намекнул тоненько, что давно уже предлагал гарнизон в деревеньке разместить. – Ого! Колхозников, что ли, своих боится? – Здесь совхоз, а не колхоз! – поправил меня педантичный Алик. – Один фиг! – отмахнулся я. – Лучше про гарнизон продолжай. – Не скажи, форма собственности разная, – продолжал настаивать собеседник. – Мне хмырь этот документик интересный показал. – Что там? – Инструкция, в которой рекомендовано преобразовать совхоз в сельскохозяйственную коммуну, в которой, кстати, запрещается раздавать совхозное имущество населению. – О как! – удивился я, но уже через секунду вспомнил кое-какие события месячной давности. – У Акимыча что-то похожее творилось. Не хотят жратву по отдельности собирать, верно? – Вот, я прихватил, – и он достал из кармана кителя сложенный лист бумаги, – сейчас прочитаю: – Первое: «Во всех колхозах необходимо строго соблюдать трудовую дисциплину, ранее учрежденные общими собраниями правила внутреннего распорядка и нормы выработки. Все без исключения члены сельхозартели должны беспрекословно выполнять приказания председателей и бригадиров, направленные на пользу работы в колхозах». Как тебе? – Ну, это мы уже обсудили. Дальше давай! – Не вопрос! Пункт второй: «На работу выходить всем безоговорочно, в том числе служащим, единоличникам и беженцам, работать добросовестно». Третье: «Бригадирам и счетоводам строго ежедневно учитывать работу каждого в отдельности лица и записывать выработанные трудодни». Дальше: «Подготовку почвы к осеннему севу и проведение осеннего сева производить строго коллективно». – Хороший заход, – вставил я, пока он переводил дыхание, – все крики про единоличников можно в унитаз спустить. – Чьи крики? – не понял Тотен. – Да «по ящику» иногда можно было услышать… Ты продолжай, раз уж начал. – Как скажешь. Вот особенно приятен пункт за номером пять: «Распределение всего собранного урожая сорок первого года производить только по выработанным трудодням, о чем будет дано отдельное распоряжение». |