Книга Вечер в Византии, страница 51 – Ирвин Шоу

Крейгу стало ясно, что все это он заранее написал. Видимо, это была статья, которую он безуспешно предлагал десятку журналов.

Гейл выключила магнитофон.

— Не забывайте, Йен, что передача предназначена для американских радиослушателей. Наверно, им надо кое-что объяснить, как вы думаете?

— Да, вы правы, — согласился Уодли и отхлебнул виски.

— Я сейчас задам вам вопрос. — Гейл снова включила магнитофон. — Не объясните ли вы нам, что это за теория, мистер Уодли?

— Теория авторского кинематографа, — сказал Уодли, — очень проста. Она основана на убеждении, что фильм делает один человек — режиссер. Что подлинный автор произведения — это, в конечном счете, человек, стоящий за камерой, что фильм, в сущности, создается при помощи кинокамеры.

— Вы согласны с этой теорией?

«Похоже на игру, — подумал Крейг. — Маленькая девочка в мамином платье или в данном случае — в мамином бикини пришла в папин кабинет, уселась за его стол и говорит в селектор».

— Нет, — ответил Уодли. — Конечно, есть такие режиссеры, которые являются в полном смысле слова авторами своих фильмов, но это значит, что они выступают сразу в двух ролях: и режиссера, и сценариста. Если их работа заслуживает поощрения, то премий должно быть две: одна за сценарий, другая за режиссуру. Но в Америке, по правде говоря, таких наберется человек пять-шесть, не больше. Однако, поскольку режиссер — зверь, склонный к самообману, очень многие из них считают себя писателями и навязывают свою писанину публике.

«Старая песня», — подумал Крейг.

— Нам повезло, — спокойно сказала Гейл в микрофон. — С нами вместе на каннском пляже находится сейчас известный продюсер Джесс Крейг. Разрешите спросить вас, мистер Крейг, вы согласны с мистером Уодли? И если не согласны, то почему?

Рука Крейга судорожно сжала стакан.

— Бросьте ваши шутки, Гейл.

— Ну, папа, — взмолилась Энн. — Скажи что-нибудь. В машине-то ты целых полчаса говорил со мной о кино. Не упрямься.

— Выключите эту чертову машину, Гейл, — потребовал Крейг.

Гейл не шевельнулась.

— Ничего страшного. Потом склею то, что мне нужно, а остальное выброшу. А может быть, — добавила она с милой улыбкой, — я выпущу в эфир Энн, раз уж не могу записать вас. Признания дочери монарха, отрекшегося от престола. Жизнь и любовные приключения того, кто пришел на смену Последнему магнату, [28] увиденные ясными юными глазами самого близкого и дорогого ему существа.

— Хоть сейчас, — сказала Энн.

— Уверен, что ваши слушатели в Пеории, — Крейг старался сдержать раздражение и говорить небрежным тоном, — ждут затаив дыхание именно этой программы. — «Ничего, моя милая, я еще сотру с твоих губ эту улыбочку», — подумал он. Теперь он понял — впервые в жизни — тех писателей, которые рассматривают мужскую силу как орудие возмездия.

— Будем иметь это в виду, Энн, — сказала Гейл. — Хорошо? Так вот, мистер Уодли… — Она снова заговорила профессиональным тоном. — Несколько дней назад мы беседовали на эту же тему с мистером Крейгом, и, когда я спросила его, почему он не поставил ни одного фильма, а был лишь продюсером, он ответил, что не считал себя достаточно хорошим режиссером, что в Голливуде найдется как минимум человек пятьдесят, которые, по его мнению, справятся с этой работой лучше его. Можно ли сказать, — продолжала Гейл, дерзко глядя на Крейга, так что ему, если и не всем остальным, было совершенно ясно, что она над ним издевается и, защищенная присутствием посторонних, рассчитывает на безнаказанность, — можно ли сказать, что та же похвальная скромность мешает и вам стать за камеру?

— Дерьмо это все, — сказал Крейг. — Дерьмо, дерьмо. Так и запишите и отправьте в Америку.

— Папа! — изумленно воскликнула Энн. — Что с тобой?

— Ничего. Просто я не люблю, когда мне ставят ловушки. Я даю интервью, когда мне хочется, а не когда хочется другим. — Он вспомнил, какой заголовок Гейл собиралась дать своей статье: «Человек с несостоявшимся будущим», но сказать об этом Энн не мог. Не мог он сказать ей и того, что спал с этой невозмутимо улыбающейся девушкой в розовом купальном костюме прошлой ночью и будет спать этой ночью, если удастся.

— Надеюсь, вы не забыли моего вопроса, мистер Уодли, — сказала Гейл. — Объясняется ли скромностью — как это было в случае с мистером Крейгом — то, что вы не поставили ни одного фильма по своему сценарию?

— Какая там к черту скромность, — ответил Уодли. — Если бы я не знал, что способен на большее, чем девяносто девять процентов этих тупиц, то застрелился бы. Просто эти мерзавцы в дирекциях киностудий не хотят меня брать.

— На этом мы заканчиваем нашу программу, — сказала Гейл в микрофон. — Благодарю вас, мистер Уодли, за откровенный и весьма содержательный рассказ о проблемах писателя, работающего в кино. Сожалею, что мистера Крейга неожиданно отвлекли, поэтому он не смог поделиться с нами своим богатым опытом в этой области. Надеюсь, в скором будущем нам посчастливится провести с мистером Крейгом — очень занятым человеком — побольше времени. Передачу с Каннского фестиваля вела Гейл Маккиннон. — Она выключила магнитофон и улыбнулась ясной, невинной улыбкой.

— Ну вот, еще немножко заработали. — Она принялась укладывать магнитофон в футляр. — Странный у вас папочка, правда? — сказала она, обращаясь к Энн.

— Я тебя не понимаю, — сказала Энн. — Я думала, вы друзья.

«Друзья бывают разные», — подумал Крейг.

— Ну какой был бы вред, если бы ты что-то сказал? — настаивала Энн.

— А от того, чего не сказал, вреда уж точно не будет, — заметил Крейг. — Когда-нибудь ты это поймешь. Черт возьми, Йен, для чего тебе все это понадобилось? Ты отдаешь себе отчет?

— Конечно, — ответил Йен. — Я тщеславный, а это штука серьезная. Ты, я знаю, выше таких человеческих слабостей.

— Ничего я не выше, — сказал Крейг. Разговор этот он затеял не ради себя, а ради Энн, в воспитательных целях. Он не хотел, чтобы и ее захватила американская страсть к рекламе, самовосхвалению, лести, к бойкой легковесной болтовне по телевидению, истинное назначение которого — рекламировать автомобили, дезодоранты, моющие средства, политических деятелей, пилюли от несварения желудка и от бессонницы. — Знаешь, почему Гейл занимается этой ерундой, Йен?

— Поосторожней, поосторожней, — насмешливо сказала Гейл.

— Потому что она зарабатывает себе этим на жизнь, и, быть может, ее способ зарабатывать не постыдней нашего с тобой…

— Благослови вас бог, папочка, — сказала Гейл.

«Нет, сегодня ночью я запру-таки дверь, — подумал Крейг. — И заткну уши ватой». Он заставил себя отвести взгляд от миловидного дразнящего лица девушки и обратился к Уодли: