Книга Моряк, которого разлюбило море, страница 20 – Юкио Мисима

Зажав уши руками, Фусако закричала:

— Ужас! Ужас! Прекрати.

Нобору подумал, что слишком уж театрально выглядит подобная реакция на приключенческую историю, явно предназначенную ему, Нобору. Да еще с зажатыми ушами. Или же история изначально предназначалась матери?!

При мысли об этом Нобору стало не по себе. В привычном морском рассказе Рюдзи ему почудились странные нотки.

Нотки коробейника, который, опустив на землю заплечную поклажу и расстелив полотно, грязными руками перебирает красочные товары — ураган в Карибском море, виды Панамского канала, тонущий в красной пыли праздник в бразильской глуши, грозовые тучи, мгновенный тропический ливень, пронзительные крики ярких попугаев под темными небесами…

«Лоян» ушел пятого января. Но Рюдзи не отправился вместе с ним, он по-прежнему гостил в семье Курода.

«Рекс» открылся шестого. Фусако, радостная, что «Лоян» ушел без Рюдзи, около полудня отправилась в магазин, где ее поздравили служащие и управляющий Сибуя. За время праздников от поставщика английских товаров пришли накладные на несколько дюжин наименований. «Рекс и Ко, Лтд, Иокогама. Заказ № 102-Б». Название судна — «Эльдорадо». Груз — две с половиной дюжины мужских пуловеров и жилетов, полторы дюжины брюк 34-го, 38-го и 40-го размера общей суммой 82 500 иен — с десятипроцентной комиссией выходит 90 750 иен…

Если придержать товар на месяц, то прибыль в 50 000 обеспечена. Ведь часть его доставлена под заказ постоянных покупателей, так что как минимум половина обернется сразу. Значит, можно смело придержать, цена не упадет — в этом преимущество английских вещей, отобранных поставщиком. К тому же партнер сам назначает розничную цену, а это выгодно.

К Фусако зашел управляющий Сибуя со словами:

— Двадцать пятого числа ярмарка весенних и летних коллекций фирмы «Джексон». Нам прислали приглашения.

— Угу. Опять состязаться с токийскими универмагами. С этими слепцами.

— Они сами не носили хороших вещей, вот и не знают, что к чему.

— Это уж точно.

Фусако сделала пометку в настольном ежедневнике.

— Завтра мы с вами едем в Министерство международной торговли и промышленности, верно? Чиновник молодой. Я буду только улыбаться, вся надежда на вас.

— Слушаюсь. Кстати, у меня там приятель на высоком посту, из старой гвардии.

— Вы говорили. Это на пользу.

С учетом вкусов новых клиентов «Рекс» заключил эксклюзивный договор с нью-йоркским магазином мужской одежды «Таун эн Кантри» и уже получил аккредитив, но вопрос с заявкой на разрешение импорта предстояло решать самостоятельно.

Фусако окинула взглядом жилет из верблюжьей шерсти на стройной импозантной фигуре старика управляющего:

— Кстати, как ваше здоровье, Сибуя-сан?

— Оставляет желать лучшего. Невралгия, наверное, все тело болит.

— Вы были у врача?

— Нет, как раз были праздники.

— Но ведь вы еще в конце года себя плохо чувствовали?

— В конце года было не до врачей.

— Лучше поскорее пройти обследование. Если вы сляжете, я буду как без рук.

С вежливой улыбкой управляющий ощупал белоснежной рукой в пигментных пятнах туго повязанный галстук, нервно поправил узел.

В открытую настежь дверь заглянула продавщица объявить о приходе Ёрико Касуга.

— Опять натурные съемки?

Фусако спустилась в патио. Спиной к ней перед стеклянной витриной стояла Ёрико Касуга в норковой шубке, одна, без помощницы. Когда с небольшими покупками вроде помады от «Ланком» и женской перьевой ручки от «Пеликан» было покончено и Фусако пригласила ее на обед, знаменитая актриса искренне просияла от радости. Через мост Нисино-хаси они отправились в небольшой французский ресторанчик «Сант’ор», излюбленное место яхтсменов, где управлял старый гурман, до пенсии служивший во французском консульстве.

Фусако безошибочно угадала неприкаянность одиночества в этой простой и даже несколько равнодушной женщине. Ёрико не дали ни одного приза за актерское мастерство, на которые она так рассчитывала в прошлом году. Ее нынешний визит в Иокогаму, несомненно, был побегом от пристального внимания публики к той, что не смогла заполучить ни одной награды. Народу вокруг полно, но поговорить по душам не с кем, только и есть что не очень-то близкая знакомая, хозяйка магазина импортных товаров. Фусако решила не касаться за обедом темы кинематографических призов.

Они заказали домашнее вино и буйабес. Ёрико не ориентировалась во французском меню, и Фусако выбрала за нее.

— Мама-сан, вы очень красивая. Как бы я хотела быть такой, — заявила пышная красавица Ёрико.

Фусако подумала о том, что вряд ли найдется второй человек, столь явно пренебрегающий своей красотой. Ёрико с ее великолепной грудью, красивыми глазами, точеным носом терзалась необъяснимым комплексом неполноценности. Страдала, уверенная, что приз за актерское мастерство ей не достался потому, что она выглядела не слишком аппетитным лакомством в мужских глазах.

Фусако видела, с каким наслаждением и трогательным удовольствием эта несчастная знаменитая красавица расписывается в протянутом официанткой блокноте. Настроение Ёрико было легко угадать по тому, как она давала автографы. Сейчас она делала это с такой пьянящей щедростью, что казалось, попроси ее сейчас кто-нибудь, она ничего не пожалеет.

— В этом мире доверять можно только поклонникам. Какая бы короткая память у них ни была, — небрежно бросила Ёрико, прикуривая тонкую женскую импортную сигарету.

— А мне вы не доверяете? — поддразнила ее Фусако, предвидя счастливое возражение Ёрико.

— Если бы не доверяла, не стала бы мотаться в Иокогаму. Вы мой единственный друг. Правда. Пожалуйста, поверьте… Я давно не чувствовала себя так спокойно. Все благодаря вам, мама-сан. — Ёрико снова назвала ее ненавистным прозвищем.

Ресторанчик был украшен акварелями пиратских джонок XVII века и американских судов XIX века, единственным ярким пятном здесь были красные клетчатые скатерти. Кроме Фусако и Ёрико, посетителей не было. Старые оконные рамы скрипели на ветру. Было видно, как за окном летит по пустынной улице подхваченный северным ветром газетный лист. Взгляд упирался в серые складские стены.

Даже во время обеда Ёрико не скинула с плеч норковую шубу, на груди ее колыхалась золотая цепочка, похожая на священную петлю симэнава [33] . Она с аппетитом поела, отдалившись от житейской суеты, от уколов собственного честолюбия, и в этот миг напоминала крестьянку, присевшую отдохнуть на солнечной полянке от тяжкого физического труда.