Книга Прыжок в неизвестное, страница 12 – Лео Перуц

Станислав Демба растерялся и уже в начале объяснения оказался в положении обороняющегося.

— Прости, пожалуйста, что я помешал тебе здесь, — сказал он. — Но мне нужно с тобою поговорить.

— Неужели это необходимо? — спросила она, сделав самую равнодушную гримасу, на какую была способна.

— Да.

— Если это необходимо, то садись, пожалуйста.

Демба сел.

— Ну, я слушаю, — сказала Соня.

Демба некоторое время молчал.

— Может быть, лучше было бы все же с глазу на глаз…

— Пойдем, Клер, — сказала Этелька Шпрингер. — Мы не будем мешать.

— Нет, нет, оставайтесь. Пожалуйста, оставайтесь. То, о чем господин Демба и я должны говорить друг с другом, может слышать всякий, — быстро сказала Соня.

Она радовалась возможности сделать обеих своих подруг свидетельницами поражения Дембы. Но Этелька Шпрингер не захотела остаться.

— Нет, — сказала она, — нам лучше оставить вас наедине. Пойдем, Клер!

— Enfin seuls [7] , — не удержалась от замечания Клара Постельберг, когда вслед за Этелькою Шпрингер вышла из комнаты.

Практикант остался в своем углу, возле копировального пресса. По-немецки он понимал только несколько слов — он только тремя неделями раньше приехал в Вену из своего чешского гнезда, — так что с его стороны не приходилось опасаться нескромности.

К тому же он заснул.

— Ну? — сказала Соня, когда они остались одни.

Демба встал.

— Где была ты сегодня ночью?

— Какое тебе дело? — гневно набросилась на него Соня. — Впрочем, я была у своей тетки, она хворает и не хотела ночью оставаться одна.

— Где живет твоя тетка? На Лихтенштейнской улице, что ли?

Соня покраснела.

— Нет. На Мариахильф. Отчего ты упомянул Лихтенштейнскую?

— Она мне случайно пришла на ум. Впрочем, едва ли тетка твоя очень тяжело больна, иначе бы ты не собиралась в путешествие с Вайнером.

— Так вот о чем речь?

— Да, именно об этом.

— Прости, пожалуйста, что я забыла попросить у тебя позволения, — сказала насмешливо Соня.

— Ты не поедешь! — крикнул Демба.

— Нет, поеду! Завтра в девять утра.

— Я этого не желаю! — закричал в ярости Демба.

— А я желаю, — сказала Соня все так же спокойно.

— Надеюсь, ты понимаешь, что тогда между нами все будет кончено.

— А ты, надеюсь, понимаешь, что для меня все кончено между нами вот уже четверть года.

— Вот как? — сказал Демба. — Ладно! В таком случае все ясно. Только одно должен я тебе еще сказать: что ты мне поклялась никогда не любить никого, кроме меня.

Демба очень рассчитывал на это напоминание. Но Соня рассмеялась.

— В самом деле? — спросила она.

— Да, — ответил Демба. — Прошлою осенью. В тростниковой хижине. Мы после ужина пошли в парк, и тогда…

— Не обещала ли я тебе, кроме того, что никогда не буду голодна? Такое обещание мне было бы так же легко сдержать. Я, право же, не думала, что ты такой ребенок, Стани.

— Может быть, ты это отрицаешь?

— Нет, — сказала Соня. — Но тогда я была почти девочкой, с которой ты мог делать, что хотел. А теперь я мыслящий человек. Это очень просто. — Она пожала плечами. — Теперь все изменилось.

Демба, считавший, что напоминание о вечере в тростниковой хижине послужит ему верным средством переубедить Соню, пришел в замешательство. К ее возражению, что «теперь все изменилось», он не был подготовлен. Он взглянул раздраженно на часы и топнул ногою.

— Я думал, что могу тебя образумить в несколько минут. Если бы только я мог тебе объяснить, как для меня дороги сегодня каждые четверть часа! У меня так много дел, а мне приходится терять здесь время из-за твоего упрямства.

— Я тоже нахожу, что ты здесь совершенно напрасно теряешь время, — сказала Соня.

— Ничего не поделаешь, — сказал решительно Демба. — Я не уйду, пока наши отношения не будут приведены в ясность, хотя бы я из-за этого погиб. А мне кажется, — Демба еще раз взглянул на часы и совсем тихо простонал, — что я из-за этого погибну.

Соня насторожилась. Имели ли какое-нибудь значение эти слова? Не хотел ли запугать ее Демба? Но чем? Ей бросилось в глаза, что Демба как будто прятал что-то под своим пальто. Какой он там последний козырь приберег?

— Ты не должна думать, — заговорил Демба, — что я хочу тебя удержать от путешествия. Но ты поедешь со мною. Сегодня днем я раздобуду деньги и приготовлю все необходимое, а завтра утром мы можем уехать.

— В самом деле? — глумилась Соня. — Ты чересчур любезен и мил.

— Вайнеру ты письменно откажешь. Я тебе продиктую письмо, — продолжал Демба невозмутимо.

— Перестань ты, наконец, нести вздор! Это мне надоело. Ты ведь и сам не веришь, что я стану под твою диктовку писать моим друзьям. Для твоего душевного состояния будет полезнее всего не видеться со мною несколько недель.

Дембе постепенно становилось ясно, что он не в состоянии победить холодное, рассудительное спокойствие Сони. Полчаса уже бился он над этим и не подвинулся вперед ни на шаг. Он понял, как бессилен против твердого решения Сони, не видел больше средств повлиять на нее и убедился, что игра проиграна.

Фотографическая карточка Георга Вайнера, все еще лежавшая на письменном столе, попалась ему на глаза. Вид счастливого соперника привел его в ярость, и он обрушился на Георга Вайнера.

— Это напыщенное ничтожество! Эта обезьяна! И в такого остолопа ты могла влюбиться!

Соня в первый раз повысила тон:

— Если ты начнешь оскорблять моих друзей, то я перестану с тобой разговаривать. Твое поведение только лишний раз доказывает, что мы не подходим друг другу.

— Ладно! — сказал Станислав Демба.

— Дело его было все равно проиграно. Но на своем противнике он решил выместить злобу, хотя мог его уничтожить только in effigie [8] .

Он избрал странный обходной путь, чтобы завладеть портретом. Между краями пальто высунулся кончик пальца, приблизился к карточке, нацелился и сбросил ее со стола. Она упала на пол около печки. Демба мгновенно кинулся туда же и нагнулся над нею. Но Соня, желая защитить портрет Георга Вайнера от издевательств, была так же проворна, как Демба. Оба потянулись к фотографической карточке, и в этот миг Соня случайно прикоснулась к руке Станислава Дембы.

Она испустила слабый крик и отпрянула на два шага назад.