
Онлайн книга «Страхи царя Соломона»
— Я влип в отвратительную историю, Чак. Может, мне лучше уехать на некоторое время из Франции, чтобы было чем оправдаться? Я не намерен продолжать, хотя она на это рассчитывает, но и прекратить я тоже не могу, потому что тогда она почувствует себя очень старой. Я сделал это, поддавшись какому-то порыву, вот и все. — Вы можете остаться друзьями. — А как мне ей объяснить? Что я ей скажу? Все равно она будет считать, что все дело в ее возрасте. Чак говорит с американским акцентом, и от этого любые слова в его устах звучат как-то особенно и кажутся новыми. — Ты ей объяснишь, что в твоей жизни была другая женщина, что ты потерял голову от мадемуазель Коры, но прежняя все узнала, и так жить невозможно. Конечно, она посчитает тебя донжуаном. — Ты что, смеешься надо мной? Кстати, я вспомнил, что надо вынести помойное ведро. Сегодня твоя очередь. — Я знаю. Но шутки в сторону, тебе необходимо перевести эту историю из сексуального аспекта в сентиментальный. Ты ее навещаешь время от времени, берешь за руку, глядишь ей в глаза и говоришь: «Мадемуазель Кора, я вас люблю». Я ему улыбнулся. — Бывают минуты, когда мне хочется разбить тебе морду, Чак. — Да, — я знаю это чувство бессилия. — Что мне делать? — Быть может, она сама тебя бросит. А в следующий раз, если на тебя найдет такое, прошвырнись по улице и покидай крошки воробьям. — Будет тебе… — Неужели такое может взбрести в голову — засадить женщине из жалости! Мне надо было сдержаться. В самом деле, мне надо было сдержаться. — Я засадил не из жалости. Я это делал из любви. Ты прекрасно это понимаешь, Чак. Из любви, но лично к ней это не имеет никакого отношения. Ты знаешь, что у меня это вообще любовь. — Да, любовь к ближнему, — сказал он. Я вскочил с кровати и вышел из комнаты. Он меня просто доставал. На лестнице я потоптался и вернулся назад. Чак чистил зубы над умывальником. — Одну вещь мне хотелось бы все же уточнить, старик, — сказал я ему. — Ты из тех типов, которые все перепробовали и не пришли ни к чему. Ты сделал свой вывод. Он заключается в том, что все и ничего — одно и то же. Но в этом случае объясни мне, какого черта ты торчишь два года в Сорбонне? Никто не может тебя ничему научить. Тогда зачем тебе это надо? Я схватил пачку ксероксов лекций, которые им читают, и его заметки и выкинул все это в окно. Чак заорал так, будто его трахают в задницу, — впервые мне удалось вывести его из себя. Меня это смягчило. Он кинулся вниз по лестнице и орал: «Fucking bastard, son of a bitch», [7] и я побежал и помог ему собрать листочки. 21
Было уже почти десять часов, и я направился в книжную лавку. Алина уже была там. Как только она меня увидела, она тут же пошла и принесла мне словарь. От каждого ее движения меня обдавала волна приятного запаха. Я взял словарь, но это был не тот, что мне нужен. — Нет ли у вас медицинского? Она мне его принесла. Я посмотрел слово «любовь», но не нашел. — Тут нет того, что мне надо. — А что вы ищете? — Я ищу слово «любовь». Мне хотелось ее рассмешить, потому что, когда над чем-то смеешься, все становится менее серьезным. Но эту девчонку так просто не проведешь, сразу видно. Было видно и то, что я от этого болен. Мне хотелось ей сказать: «Послушайте, я люблю женщину, которую я совсем не люблю, и от этого я ее еще больше люблю, вы можете мне это объяснить?» Я этого не сказал — когда люди еще мало знакомы, трудно выставить себя в смешном виде. — Вы не найдете «любовь» в медицинском словаре. Обычно это считается естественным стремлением человеческой души. Я тоже не засмеялся. Я снова взял словарь Робера. Я прочел вслух, чтобы и ей была польза: — Любовь — предрасположенность желать благополучия не себе, а другому и быть ему всецело преданным… Вот видите, это же ненормально. Она молчала и смотрела на меня почти без иронии. Я надеялся, что она это не воспринимает как религиозное проявление с моей стороны. Высокая блондинка, которая не употребляет никакой косметики. — У вас нет большего словаря? — Да, здесь краткие формулировки, — сказала она. — Это словарь для постоянного пользования. Чтобы был под рукой. В случае необходимости. Я воскликнул, как Чак: — А! — Для скорости. Еще у меня есть большой Робер в шести томах и универсальная энциклопедия в двенадцати. И еще несколько других словарей. — У вас дома, чтобы знать в случае необходимости, или только здесь? — Не смешите меня… Как вас зовут? — Марсель. Марсель Беда. А у Зайчиков меня зовут Жанно. — Пошли. Она привела меня в комнату в глубине магазина, где все стены были уставлены одними словарями. Она сняла с полок все на букву «л» и положила на стол передо мной. Скорее, бросила. Пожалуй, чересчур резко. Она не была разгневана, но несколько раздражена жена. — Ищите! Я сел и стал искать. Алина оставила меня одного, но время от времени возвращалась. — Вы довольны? Получили то, что вам надо? Или хотите еще другие? Волосы у нее были очень коротко подстрижены, что было неоправданной расточительностью. На вид они казались поразительно мягкими. Глаза были светло-каштановые, с янтарным оттенком, когда становились веселыми. — Вот! — Я заложил пальцем. — Вот, здесь не меньше чем четыре страницы любви. — Да, они сократили до предела, — сказала она. Мы оба засмеялись, чтобы ее слова показались смешными. — И они даже приводят примеры, желая показать, что все это существует, — сказал я. — Послушайте. В живописи любовь — некий пушок, который делает полотно крайне восприимчивым к клею. На этот раз она смеялась по-настоящему, без грусти. Я был доволен, я делаю счастливой еще одну женщину. Говорят, что в СССР есть школы клоунов, где вас учат жить. Я продолжал в том же духе: — Любовь — в каменностроительных работах — особая маслянистость, которую гипс оставляет на пальцах… Она так смеялась, что я счел себя общественно полезным. — Не может быть… Вы меня разыгрываете. Я показал ей словарь Литтрэ. — Читайте сами. — Любовь — …особая маслянистость, которую гипс оставляет на пальцах… Она смеялась до слез. А я из кожи вон лез. — Любовь в клетке: ботанический термин. Термин соколиной охоты: «летать из любви» говорится о птицах, которые летают в свободном полете, чтобы поддержать собак… |