Онлайн книга «Дети века»
|
– Это я нарезал серпом по лесным лужайкам. – Вот как! – Высушил и наносил домой на собственной спине. Не думай, чтобы это было так легко. – Я и не думаю. – Как ты считаешь, сколько тут возов? – Здесь-то? – спросил Виллац. – Я собрал сено для моей собственной козы, но для нее здесь слишком много. Думаю продать часть. – Вот как! – Как только цены поднимутся. Я видел, что ты ехал верхом; ты умеешь ездить? – Умею ли ездить? Сам знаешь. – Ну, это еще не Бог весть какая премудрость, и я ездил много раз, – сказал Юлий.– Нет, а все же еще повторю тебе, что не мешало бы тебе написать мне, – заключил он, запирая сарай. – Ты все равно не мог бы прочесть. А писать печатными буквами мне было некогда. Юлию вовсе не понравилось такое замечание, но он быстро нашелся: – Что касается чтения и письма, так за помощью мне недалеко ходить. Что ды думаешь о Ларсе? Виллац молчал. – Он мой родной брат и, может, знает больше, чем мы оба с тобой. Да, тебе далеко до него. – Посмотрю, найдется ли у меня время, чтобы писать тебе зимой, – сказал Виллац покорно. Юлий вынул из кармана панталон длинную пачку жевательного табака и предложил Виллацу. – Нет, благодарю. – Не жуешь? – Нет. – Да, собственно, и не стоит. Но мне надо привыкнуть к табаку, если я поеду на Лофоденские. Если не жевать, так будешь болеть морской болезнью. Хорошо, что ты не болеешь! – Ведь ты говорил, что собираешься в море? – А что касается верховой езды, так и Ларс насмотрелся на нее в семинарии. Там была деревянная кобыла для езды, потому что живая лошадь не выдержала бы. – Кобыла? А у меня живая лошадь, – сказал Виллац. – Да ведь она не твоя. – Не моя? А ты почему знаешь? Это моя собственная лошадь. – Не верю, – ответил Юлий коротко и сплевывает. Виллац вспыхнул от досады. – Ты дурак! У Юлия опять вытянулось лицо, и он предотвратил бурю молчанием. Наконец он сказал: – Да, теперь Ларс скоро будет пастором. Он поступает домашним учителем к господину Хольменгро. Видел ты его Марианну и его Феликса? – Нет, – ответил Виллац коротко. Он еще продолжал сердиться. – Ты видел их; они были на пристани, когда ты приехал. Они не умеют говорить, знают только несколько слов, а болтают только по-испански. Про них рассказывают будто они язычники, но Ларс говорит, что это ложь. – Как поживает Готфрид? – спросил Виллац. – Готфрид? По правде сказать, ничего не знаю о нем. Виллац, у тебя нет ничего в карманах, что ты мог бы продать мне? – Нет. – Трубки… складного ножа или чего-нибудь в этом роде? Виллац вынул из жилетного кармана перочинный ножичек с перламутровым черенком. Юлий рассмотрел его и спросил: – Ты продашь его? – Нет. Ради чего? – ответил Виллац. – Что ты заплатил за него? – Мне его подарили. – У меня есть четыре шиллинга, отдашь мне ножик за них? – Нет. – Ну, все равно, дам тебе шесть шиллингов наличными, остальное сеном. – Я не продаю ножа, – ответил Виллац и спрятал ножичек в карман. Он пошел вперед. Нет, Юлий вовсе не так занимателен, как был прежде; он даже не годится в товарищи, он стал воображать себя взрослым и просто противен. Вот он опять сплюнул, как грубо! – Куда ты идешь? К Готфриду? – спросил Юлий. – Да, я подумываю о том. – Если хочешь послушаться моего совета, не заводи знакомства с Готфридом. Я с ним не в ладах. – Почему? – Он такой вороватый. «Он ворует, как конь бежит к старому лесу», – так говорится в пословице. У меня пропадала одна вещь за другой. После четвертой пропажи я пошел к нему… – Пошел к нему? – Прямехонько к нему. И вот, если бы ты видел, Виллац. Стоило посмотреть, скажу тебе. – Что же, ты налетел на него? Ты его вздул? – Вздул? И добился своего. Он, наконец, признался во всем: как он тащил у меня все, что плохо лежало. Господи, Боже мой, он мне наговорил столько, что я мог бы притянуть его к суду, но я этого не сделал. Виллац постоял некоторое время молча. Ему хотелось уйти от Юлия, но от него нелегко было отделаться. Не уйти ли без дальнейших околичностей? – Да?.. Ну, прощай, – сказал он. – Что же ты уходишь? – закричал ему вслед Юлий.– Разве мы не пойдем на берег? – Нет. – А мою козу не хочешь посмотреть? У меня есть губная гармоника. Юлий не получил ответа. Он стоял с минуту, смотря вслед Виллацу, быстро направлявшемуся по дороге к Готфриду. Он хотел было позвать его, но потом раздумал и пошел домой. Готфрид был такой же тщедушный и большеглазый, как и прежде. Виллац застал его стоящим в дверях. Они поздоровались друг с другом, но Готфрид смущался, разговаривая с богатым мальчиком, и разговор не клеился. Да, все эти старые товарищи стали теперь малоинтересны: Виллац перерос их, опередил их, разочаровался в них. Готфрид был еще лучшим из них, несмотря на то, что он говорил тихо и мягко; но он продолжал стоять в дверях, когда другой человек, может быть, хочет войти в дом. Должно быть, Готфрид не понимал этого. – Мне захотелось пройтись, – сказал Виллац.– Устал от верховой езды. – Мы несколько раз видели, как ты проезжал мимо, – отвечал Готфрид, радуясь, что видел это. – Да, я проезжал несколько раз. Это моя собственная лошадь. – Да. – Ты знал это? – спросил Виллац. Ему стало неприятно, что он похвастал. – Да, отец слышал. – Нельзя ли напиться воды? – спросил Виллац, заглядывая в сени. – В кухне есть вода, – ответил Готфрид и вошел в курные сени. Это были совершенно темные сени без окон; тут же помещались козы. Готфрид подал Виллацу воды в деревянном ковше. Никогда Виллацу до того времени не приходилось пить из деревянного ковша, края были толстые; он не привык пить таким образом, и вода текла ему на платье; да ему, впрочем, не очень хотелось пить. – А отец и мать дома? – спросил он, снова выходя из сеней. – Да, мать дома. |