Онлайн книга «Улей»
|
Фидель — молодой человек с усиками и в светло-зеленом галстуке. В Сарагосе он с полгода назад получил приз на конкурсе исполнителей танго, и в тот же вечер его познакомили с девушкой, которая теперь стала его женой. Отец Фиделя, тоже кондитер, был человеком совсем неотесанным, принимал как слабительное песок, и все его разговоры были лишь об урожае да о пресвятой деве де Пилар. Но, воображая себя очень образованным и деловым человеком, заказал два сорта визитных карточек; на одних стояло: «Хоакин Бустаманте. Коммерсант», а на других было напечатано готическим шрифтом: «Хоакин Бустаманте Вале. Автор проекта «Необходимо удвоить продукцию сельского хозяйства Испании». После его смерти осталась чертова гибель обтрепанных листов бумаги с цифрами и чертежами; он мечтал удвоить урожаи, применив изобретенную им систему: нагромождение террас с плодородной землей, которые бы орошались водой из артезианских колодцев и получали больше солнечных лучей благодаря системе зеркал. Отец Фиделя изменил название кондитерской, когда унаследовал ее от старшего брата, погибшего в 1898 году на Филиппинах. Прежде на ее вывеске значилось «Усладительница», это название он счел недостаточно многозначительным и поставил другое: «На земле наших предков». Целых полгода придумывал он это название, набралось не менее трехсот вариантов, все примерно в таком же стиле. Во времена Республики, когда отец умер, Фидель снова переменил название кондитерской, теперь на вывеске стояло: «Золотой шербет». — Вовсе ни к чему давать кондитерским названия с политическим смыслом, — говорил он. Тонкая интуиция подсказывала Фиделю, что вывеска «На земле наших предков» была связана с определенным направлением ума. — Наше дело — сбывать всем без различия сдобные булочки и птицу. И республиканцы, и карлисты платят нам одними и теми же песетами. Как вы уже знаете, молодые приехали в Мадрид провести здесь медовый месяц и сочли своим долгом нанести тетушке длительный визит. Дон Пабло прямо не знал, как от них избавиться. — Стало быть, Мадрид вам понравился? — Да, очень… Проходит несколько секунд, затем дон Пабло говорит: — Что ж, это хорошо! Донья Пура уже без сил. А юная парочка будто ничего не замечает. Викторита отправилась на улицу Фуэнкарраль, в молочную доньи Рамоны Брагадо, бывшей возлюбленной того господина, который дважды был заместителем министра финансов. — Привет, Викторита! Как я рада тебя видеть! — Привет, донья Рамона. Донья Рамона умильно, медоточиво улыбается. — Я так и знала, что моя девочка обязательно придет! Викторита тоже пытается улыбнуться. — Да, сразу видно, что вы к этим делам привычны. — Что ты сказала? — Да так, ничего. — Аи, дочка, какая же ты подозрительная! Викторита сбросила пальто, ворот блузки у нее расстегнут, взгляд странный — — то ли умоляющий, покорный, но, может, и отчаянный. — Ну что, хороша я? — Да что ты, дочка, что с тобой? — Ничего, со мной ничего. Донья Рамона, отведя глаза в сторону, попыталась пустить в ход свои испытанные приемчики сводни. — Ладно, ладно! Не капризничай, как маленькая. Заходи, поиграешь в карты с моими племянницами. Викторита поднялась. — Нет, донья Рамона. Мне некогда. Меня ждет мой жених. Мне, знаете ли, уже осточертело кружить вокруг да около, как осел у нории [24] . Ведь и вам, и мне что нужно? Нужно перейти к делу, понятно? — Нет, дочка, непонятно. Прическа у Викториты растрепана. — Так я вам скажу ясней — где этот кобель? Донья Рамона ахнула: — Что ты! — Где же наконец этот кобель? Понятно? Где этот тип? — Ай, милочка, да ты просто потаскуха! — Ладно, называйте меня кем угодно, мне безразлично. Я должна отдаться одному мужчине, чтобы купить лекарства для другого. Подавайте сюда этого типа! — Но, доченька, зачем так говорить? Викторита повышает голос: — Потому что мне иначе говорить не хочется, сеньора сводня! Вам ясно? Не хочется! Заслышав крик, в комнату заглянули племянницы доньи Рамоны. Позади них показалась физиономия дона Марио. — Что тут стряслось, тетя? — Ах, эта дрянная девчонка, эта неблагодарная, хотела меня ударить! Викторита совершенно спокойна. Всегда успокаиваешься, когда тебе вот-вот предстоит совершить что-то ужасное. Или когда решишь не совершать этого. — Знаете что, сеньора, я лучше приду в другой раз, когда у вас будет поменьше народу. Девушка открыла дверь и вышла. Не успела она дойти до угла, как ее нагнал дон Марио. Он поднес руку к шляпе. — Простите, сеньорита. Мне кажется — чего уж тут притворяться! — мне кажется, что я отчасти виноват в происшедшем. Я… Викторита его перебила: — Бросьте, я очень рада с вами познакомиться! Вот я перед вами! Вы ведь ради меня пришли. Клянусь вам, я в жизни ни с кем не спала, кроме как со своим женихом. Уже больше трех месяцев, почти четыре, как я не знаю, что такое мужчина. Я очень люблю своего жениха. Вас я никогда любить не буду, но если вы заплатите, я лягу с вами. Я уже сыта по горло. Немного денег, и моего жениха можно будет спасти. А что я ему изменю, на это мне наплевать. Мне важно одно — поставить его на ноги. Если вы мне его вылечите, я буду с вами, пока вам не надоест. Голос девушки задрожал, она расплакалась. — Извините… У дона Марио, старого развратника, не лишенного, однако, сентиментальной струнки, стал комок в горле. — Успокойтесь, сеньорита! Зайдемте, выпьем кофе, это вам будет полезно. В кафе дон Марио сказал Викторите: — Я тебе дам денег, и ты их отнесешь своему жениху. Только договоримся: наши с тобой дела останутся между нами, а он пусть думает что хочет. Согласна? — Да, пусть себе думает что хочет. Давайте, ведите меня куда хотите. Хулита рассеянна, она как будто ничего не слышит, как будто витает где-то в облаках. — Мама… — Что, доченька? — Я должна сделать тебе признание. — Ты? Ох, малышка, не смеши меня! — Нет, мам, я серьезно говорю — я должна сделать тебе признание. У матери слегка задрожали губы, но, чтобы это заметить, надо смотреть очень внимательно. |