Книга Дневник войны со свиньями, страница 21 – Адольфо Биой Касарес

Весть о гибели Нестора меньше взволновала Видаля, чем это уменьшительное «бедняжка». «Я плачу, как ребенок, – подумал он. – Или как лицемер. Какой позор».

Он закрыл глаза. Он не хотел, чтобы последним воспоминанием о друге было лицо мертвеца. Собрался было поздороваться с доньей Рехиной, но она оказалась такой отупевшей от горя и дряхлой, что его протянутая рука опустилась. Он вернулся в столовую.

– Могу тебе сообщить, – сказал Аревало, – что этот тощий был на трибуне.

Видаль подошел к прыщавому парню:

– Вы видели, как его убили?

– Видеть, собственно, не видел. Но у меня есть своя версия, подтвержденная очевидцем.

– И это правда, что его затоптали? – спросил Видаль, посмотрев на него с отвращением.

– С чего бы это стали его топтать? Он же сидел на самом верху трибуны… Знаете, как было дело? Игра долго не начиналась, народ заскучал, а тут кто-то предложил: «Скинем какого-нибудь старика на поле». Вторым стариком, которого скинули, и был сеньор Нестор.

– А сын защищал его?

– Если я правильно понял, – сказал большерукий, – кое-кто утверждает, что не защищал. Верно я говорю?

– Точно, – подтвердил юнец и холодно прибавил: – У кого в семье нет стариков? Это никак не компрометирует. Но ведь есть такие, что своих стариков защищают.

Видаль почувствовал, что Джими тронул его локоть. Остролицый спросил:

– Вы уверены, что его не затоптали?

– Зачем было его топтать, – сказал парень, – если он шлепнулся, как дохлая жаба?

– Пойдем, Джими, – предложил Видаль. – Пойдем поговорим с Реем. Ну, что ты скажешь об этой молодежи?

– Мне от нее тошно.

Видаль приблизил ладони к печурке.

– Зачем приходит на бдение человек с таким настроением? – спросил он.

– Ты говоришь об этом юнце? – спросил Рей. – Он и его товарищ, похожий на лупоглазого морского окуня, ошиваются здесь, потому что они – пятая колонна.

Данте, словно только что проснувшись, услышал их разговор и напророчил:

– Боюсь, что мою теорию вскоре подкрепят факты. Поймите, мы в мышеловке. По первому сигналу этих типов их сообщники, притаившиеся снаружи, ворвутся в дом.

– Еще чашечку? – предложила соседка.

– Где же он сейчас, этот сынок Нестора? – спросил Видаль.

Женщина ответила:

– Предатели всегда прячутся. Джими заметил с ехидцей:

– Тебе не удастся с ним поздороваться.

– Говорят, что теперь, – заявил Рей, – человеку безопасней находиться вне дома.

– Ну ясно, ведь дома ты все равно как в мышеловке, – повторил свою теорию Данте.

Рей пояснил:

– Чтобы соблюсти приличия, правительство больше не разрешает никаких бесчинств в общественных местах.

– Вряд ли бедняга Нестор согласен с твоими словами, – пробурчал Джими.

– Это отдельный случай, – не сдавался Рей. Данте еще раз сравнил дом с мышеловкой. К ним

подошли господин с огромными руками, остролицый и Аревало. Видаль заметил, что двое парней опять остались одни.

– Наконец-то правительство вмешалось в это дело. Чувствуется, что позиция властей стала тверже. Я доволен заявлениями министра. В них, знаете, есть какая-то возвышенность, достоинство.

– Да, достоинства много, – согласился Аревало, – однако они помирают от страха.

– По правде говоря, я правительству не завидую, – сказал большерукий. – Сами понимаете, ситуация весьма затруднительная. Если не привлекать молодых офицеров и призывников, мы скатимся к анархии. Отдельные случаи, происходящие время от времени, – это цена, которую приходится платить.

– Что с ними, с этими господами? – спросил Аревало. – Все толкуют об отдельных случаях.

Джими объяснил:

– Вчера вечером они слушали сообщение министерства. В нем говорилось, что ситуация полностью контролируется, если не считать отдельных случаев.

– Чего вам еще? Я замечаю теперь, что тон у них более достойный, и это ободряет, – настаивал большерукий.

Из цветочного магазина принесли венок.

– Что написано на ленте? – спросил Данте.

– «От мальчиков», – ответил Рей. – По-моему, этими двумя словами все сказано.

– А не подумают ли, что это венок от молодых людей? – спросил Джими.

– Было бы недурно, – отозвался Рей. – А что, по-твоему, мы не мальчики?

– Некоторые старики, – стал объяснять остролицый, – ни капельки не остерегаются. Прямо-таки провоцируют.

– Те, кто провоцирует, – это агенты-провокаторы, нанятые за плату «Молодыми турками», – уверенно сказал Данте.

– Вы так полагаете? – спросил остролицый. – Неужто заплатили старику, который приставал к школьницам в Кабальито?

Большерукий его поддержал:

– Надо признать, что в последнее время ширится волна старческой преступности. Мы ежедневно читаем об этом.

– Лживая выдумка, чтобы будоражить народ, – возмутился Данте.

– Надо быть в разговоре поосторожней, – прошептал Видалю Джими. – Ты знаешь этого большерукого? Я не знаю ни его, ни того, другого. Скорее всего это два продавшихся старика, и они в сговоре с юнцами. Лучше держаться подальше.

– Как подумаю, что я мог пойти с Нестором на стадион… – вздохнул Видаль.

– Ты спасся от гибели, – сказал Джими.

– Возможно, вдвоем мы бы отбились и в этот час Нестор был бы жив.

– А возможно, нам пришлось бы совершать бдение у двух покойников.

– Я и не знал, что тебя так интересует футбол, – сказал Аревало.

– Не то чтобы интересует, – объяснил Видаль, ощущая свою значительность, – но так как сын Нестора поручил ему меня пригласить…

– Поручил тебя пригласить? – переспросил Аревало.

– Ого! – воскликнул Джими.

– А в чем дело? – спросил Видаль.

– Да ни в чем, – заверил Джими.

– Не думаете же вы, что на меня донесли как на старика?

– Какой вздор! – возмутился Аревало.

– Я тоже думаю, что нет, – сказал Видаль, – но с нынешней молодежью ни в чем нельзя быть уверенным. Если человека шестидесяти лет называют старцем…

– Еще хуже те девчонки, – подхватил Джими, эта тема его развеселила, – которые толкуют тебе о своем дружке и говорят: он уже старый, ему целых тридцать лет.

– Нет, я не шучу. Ответьте мне: по-вашему, я у них на примете?