Онлайн книга «Манхэттен»
|
Он долго ждал около бутылки с молоком, двух бутылок со сливками и номера воскресной газеты. За дверью послышались шаги и шорох, затем все стихло. Он нажал белую кнопку на дверном косяке. – А он говорит: «Марджи, у меня было ужасное столкновение из-за вас». А она говорит: «Войдите же, что вы стоите на дожде, вы совсем мокрый…» С верху лестницы неслись голоса, показались мужские ноги в ботинках на пуговках, женские ноги в лодочках, розовые шелковые икры. Девица – в пышном платье и светлой шляпе, молодой человек – в жилете с белой каймой и пестром сине-зелено-лиловом галстуке. – Ну, вы-то не из таких! – Откуда вы знаете, из каких я? Голоса замерли в низу лестницы. Джимми Херф позвонил еще раз. – Кто там? – раздался в щелку шепелявый женский голос. – Я хочу видеть мисс Принн. Мелькнуло синее кимоно и пухленькое личико. – Я не знаю, встала ли она. – Она сказала, что будет готова. – Подождите, пожалуйста, минутку, пока я убегу, – прощебетали за дверью, – а потом входите. Миссис Сондерленд думала, что это пришли за квартирной платой. Иногда за квартирной платой приходят в воскресенье, чтобы поймать врасплох. Жеманная улыбка перекинулась мостиком в щелке. – Взять с собой молоко? – Спасибо. Присядьте, пожалуйста, в передней, я сейчас позову Рут. Передняя была очень темная, пахла сном, зубной пастой и вазелином. В углу стояла складная кровать, еще носившая отпечаток лежавшего на ее смятых простынях тела. Соломенные шляпы, шелковые манто и несколько мужских пальто болтались в беспорядке на оленьих рогах вешалки. Джимми снял с качалки лифчик и сел. Из соседних комнат просачивались женские голоса, тихий шорох одевающихся людей и шелест воскресной газеты. Дверь ванной открылась. Луч солнечного света, отраженного зеркалом, разрезал пополам темную переднюю; на фоне его возникли волосы, похожие на медную проволоку, темно-синие глаза, хрупкий, белый овал лица. В глубине передней волосы стали каштановыми; под ними – гибкая спина в желтом халате, розовые пятки, вылезающие при каждом шаге из ночных туфель. – Ау, ау, Джимми! – запищала за дверью Рут. – Только не смотрите ни на меня, ни на мою комнату. Голова в папильотках высунулась, как голова черепахи. – Хелло, Рут. – Можете войти, если обещаете не смотреть. Мы обе ужасно выглядим – и я и комната. Я сейчас причешусь. Тогда я буду совсем готова. Маленькая серая комнатка была набита платьями и фотографиями артистов. Джимми стоял спиной к двери. Что-то шелковое, висевшее на гвозде, щекотало ему уши. – Ну, как поживаете, господин репортер? – Так себе… А вы уже нашли работу, Рут? – М-м… Кое-что, может быть, выйдет на этой неделе. Но вероятнее всего – ничего. Я начинаю отчаиваться, Джимми. Она тряхнула каштановой головой – папильотки вылетели; она стала причесываться. У нее было бледное, удивленное лицо с большим ртом и синими веками. – Я помнила, что мне сегодня утром надо пораньше встать и быть готовой, но я никак не могла себя заставить. Так не хочется вставать, когда нет работы… Иногда мне кажется, что я лягу в кровать и буду лежать в ней до конца мира. – Бедная старушка Рут! Она бросила в него пуховку, осыпавшую его галстук и отвороты синего пиджака пудрой. – Какая я вам старушка, крыса вы этакая! – Ну вот, вы все погубили. А я так трудился, чтобы быть респектабельным… Ах вы чертенок! Рут откинула голову и визгливо расхохоталась. – Какой вы смешной, Джимми! Смахните пудру метелочкой. Покраснев, он сдувал пудру с подбородка и галстука. – Что это за забавная девушка открыла мне дверь? – Тс, за перегородкой все слышно. Это Касси, – шепнула она, хихикая, – Кассандра Вилкинс… танцует в труппе Моргана. Не надо смеяться над ней, она очень славная. Я ее очень люблю. – Она рассмеялась. – Вы душка, Джимми. – Она вскочила и ущипнула его за руку. – Я с вами всегда веду себя как сумасшедшая. – Это от Бога… А знаете что? Я ужасно голоден. Я шел к вам пешком. – Который час? – Второй. – О Джимми, я не знаю, куда девать время… Нравится вам эта шляпа?… Да, совсем забыла сказать: я вчера была у Харрисона. Это прямо ужасно… Хорошо еще, что я успела подскочить к телефону и пригрозить, что вызову полицию. – Посмотрите-ка на ту женщину напротив. У нее лицо совсем как у ламы. – Я из-за нее должна весь день держать ставни закрытыми. – Почему? – О, вы еще слишком молоды для таких вещей. Вы будете шокированы, Джимми. Рут наклонилась к зеркалу и намазала губы. – Меня столь многое шокирует, что это уже не имеет значения. Однако идем на улицу. Светит солнышко, люди идут из церкви домой, чтобы нажраться и почитать в воскресной газете про каучуковые плантации. – Ах, Джимми, вы такой непоседа… Подождите минутку. Смотрите, вы зацепились за мой лучший шарф. Девица с короткими черными кудряшками, в желтом джемпере, убирала в передней складную кровать. Под слоем розоватой пудры и румян Джимми не сразу узнал лицо, которое он видел в щелку двери. – Хелло, Касси… Извините, мисс Вилкинс, разрешите представить вам мистера Херфа… Расскажи ему про женщину – знаешь, ту, что напротив… Сафо… Кассандра Вилкинс надулась и зашепелявила: – Разве она не увасна, мистер Херф? Она говорит уваснейшие вещи. – Она просто дразнит вас. – О, Херф, я так вада, что наконец-то познакомилась с вами. Вут столько гововила мне о вас… Может быть, несквомно с моей стороны гововить это… Я увасно несквомная. В конце передней приоткрылась дверь, и Джимми увидел белолицего человека с крючковатым носом; рыжие волосы вошедшего торчали двумя неровными пучками по обе стороны прямого пробора. На нем были красные сафьяновые туфли и зеленый шелковый халат. – Ну как, Кассандра? – спросил он. – Какие предсказания сегодня? – Ничего, квоме телегваммы от миссис Фитцсимонс Грин. Она хочет, чтобы я завтва пвиехала к ней в Скавс-дейл погововить о ваботе в новом театве. Ах да, пвостите – мистев Хевф, мистев Оглтовп. Рыжеволосый человек поднял одну бровь, опустил другую и протянул Джимми вялую руку. – Херф, Херф… Дайте-ка вспомнить… Вы не из штата ли Джорджия? В Атланте есть старинная семья Херф… – Нет, я думаю, что я не из тех. – Очень жаль. Когда-то мы с Джозией Херфом были добрыми друзьями. Теперь он председатель Первого национального банка и один из самых уважаемых граждан Скрентона в Пенсильвании, а я… я только лицедей, скоморох, раскрашенная кукла. – Он пожал плечами, и его халат распахнулся, обнажив плоскую, гладкую, безволосую грудь. |