Онлайн книга «Три солдата»
|
Непонятный ужас охватил Фюзелли. Он совсем не так представлял себе все это, когда смотрел, бывало, в кинематографе, в учебном лагере, как веселые солдаты в хаки входили маршем в города, преследовали убегавших в панике гуннов по засеянным картофелем полям и спасали бельгийских молочниц среди живописной природы. – Много их возвращается в таком виде? – спросил он стоявшего рядом солдата. – Порядочно! Это лагерь для выздоравливающих. Больной солдат и его товарищ стояли рядом около печи, тихо разговаривая между собой. – Возьми себя в руки, дружище, – говорил приятель. – Ладно, Тоб, теперь уже все прошло. Этот мозгляк вывел меня из себя – вот и все. Фюзелли смотрел на него с любопытством. У него было желтое пергаментное лицо и высокий худой лоб, уходивший вверх до редких вьющихся каштановых волос. Когда глаза их встретились, Фюзелли заметил, что у солдата они были точно стеклянные. Тот дружелюбно улыбнулся ему. – А, это тот парнишка, который видел шлемы фрицев в киношке! Пойдем, братец, выпьем пива в английском кабачке! – Ты можешь достать пива? – Еще бы, сколько угодно, там, в английском лагере! Они пошли под косым дождем. Было почти темно. Небо, окрашенное в багрово-красный свет, бросало отблески на косые полы палаток и на ряды барачных крыш, терявшихся по всем направлениям в сетке дождя. Несколько огней горели яркой сверкающей желтизной. Они пошли по дощатым мосткам, сгибавшимся под их тяжелыми сапогами, разбрызгивая грязь. В одном месте они наткнулись на мокрую полу палатки и отдали честь, когда мимо прошел офицер, весело помахивая тросточкой. – А сколько времени обыкновенно держат ребят в этих лагерях для выздоравливающих? – спросил Фюзелли. – Зависит от того, что делается там, – сказал Тоб, неопределенно указывая поверх палаток. – Ты кто такой? – Санитарная команда. – Так ты санитар! Ну, эти ребята недолго продержались в Шато, правда, Тоб? – Да, недолго! Что-то внутри Фюзелли протестовало: «А я продержусь, продержусь несмотря ни на что!» – Помнишь, как эти молодцы отправились за бедным старичком капралом Джонсоном, Тоб? Будь я проклят, если кто-нибудь когда-нибудь нашел хоть пуговицу от их штанов! – Он засмеялся своим скрипучим смешком. – Они набрели на фугасы. «Мокрый» кабачок [11] был полон дыма и приятного запаха пива. Он был набит краснолицыми людьми с блестящими медными пуговицами на формах цвета хаки; среди них было немало худощавых американцев. «Все «томми», [12] – сказал себе Фюзелли. Постояв немного в очереди, Фюзелли получил из-за стойки кружку пенящегося пива. – Хелло, Фюзелли! – Мэдвилл хлопнул его по плечу. – Ты, черт возьми, быстро пронюхал, где тут мокро! Фюзелли расхохотался. – Можно мне присоединиться к вам, ребята? – Конечно, присаживайся, – гордо ответил Фюзелли, – эти молодцы были на фронте! – Правда? – спросил Мэдвилл. – Говорят, гунны мастера драться! Скажите-ка, много там приходится действовать винтовкой или все больше пушки работают? – Да уж! Целые месяцы меня морочили, обучали обращаться с винтовкой, а будь я проклят, если хоть раз пустил ее в ход. Я в отряде бомбометчиков. Кто-то в глубине комнаты затянул песню: Ах, мадермезель из Армантира, Парле ву? [13] Человек с нервным голосом продолжал говорить в то время, как вокруг них гудела песня. – Ни одной ночи не проходит, чтобы мне не лезли в голову эти забавные чудные шлемы, которые носят фрицы. А вам никогда не казалось, что в них есть что-то чертовски забавное? – Брось ты эти шлемы, – сказал его приятель. – Ты нам уже все про них рассказал. – А разве я говорил вам, почему я не могу забыть их? Ведь нет? Немчура офицер через Рейн шагнул, Парле ву? Немчура офицер через Рейн шагнул, Любил он вино, и девиц, и разгул, Парле ву? – Вот послушайте, ребята, – сказал человек своим прерывающимся нервным голосом, пристально глядя прямо в глаза Фюзелли. – Однажды мы сделали маленькую атаку, чтобы чуточку выпрямить нашу линию траншеи… как раз перед тем, как меня ранили. Наши орудия обстреляли кусок фрицевых траншей, и мы побежали вперед (дело было как раз перед рассветом) и заняли их. Будь я проклят, если это не было сделано так же спокойно, как в воскресное утро дома. – Верно, – подтвердил его приятель. – При мне была куча ручных гранат. Вдруг подбегает ко мне один парень и шепчет: «Там, в окопах, сидят несколько фрицев, дуются в карты. Они, как видно, не знают, что окружены. Захватим-ка их в плен!» – «К черту пленных, – говорю я, – мы от них мокрого места не оставим!» Вот мы поползли вперед и заглянули в окоп… Ах, мадермезель из Армантира, Парле ву? Их каски дьявольски напоминали грибы-поганки; я чуть было не расхохотался. Они сидели вокруг лампы; один сдавал – важно этак, медленно. Ну точь-в-точь как немцы всегда сдают – я видал дома, в биргалке… Нашим янки чертовски круто пришлось, Парле ву? Я долго лежал этак, глядя на них, потом вытащил гранату, тихонечко спустил ее вниз по ступенькам, и все эти забавные каски, похожие на поганки, вдруг подскочили в воздух; кто-то взвыл, свет погас, и проклятая граната взорвалась. Я оставил их собирать свои потроха, а сам ушел, потому что один из них все еще как будто стонал. Вот в это-то время они открыли артиллерийскую пальбу, и меня ранило. Янки любит быть в трактире, Парле ву? И первое, о чем я подумал, когда проснулся, были эти проклятые шлемы. Просто свихнуться можно, парень, если думать о таких вещах. – Его голос перешел в всхлипывание и напоминал прерывающийся голос ребенка, которого побили. – Тебе нужно взять себя в руки, дружище, – сказал его товарищ. – Я и сам знаю, что нужно, Тоб! Женщина – вот что мне нужно! – А ты знаешь, где достать ее? – спросил Мэдвилл. – Я бы и сам не прочь раздобыть себе славную французскую дамочку в этакую дождливую ночь. – В город-то теперь, должно быть, чертовски тяжелая дорога, да к тому же там, говорят, так и кишит военной полицией, – сказал Фюзелли. – Я знаю одну дорогу, – сказал человек с нервным голосом. – Пойдем, Тоб! |