Онлайн книга «Три солдата»
|
Он стоял лицом к койкам, широко раздвинув ноги, уперев руки в бока и обращаясь ко всем, кто чувствовал себя достаточно хорошо, чтобы слушать. – По совести, не знаю, ребята, как вы все не окочуритесь в этой дыре… Тут даже электричества не было, пока мы не провели… Как вам это понравится? Это доказывает, как проклятые лягушки заботятся… Санитар был коротенький человек с болезненным, исчерченным морщинами лицом и широкими желтыми зубами. Когда он улыбался, горизонтальные складки на его лбу и морщины, тянувшиеся от крыльев носа к углам рта, так углублялись, что лицо его казалось точно загримированным для исполнения комической роли в фильме. – Зато вроде как бы художество, не правда ли? – сказал Эппельбаум, койка которого была ближайшей к Эндрюсу. Это был тощий человек с большими испуганными глазами и необычайно красным лицом, с которого словно была содрана кожа. – Поглядите-ка на работу вон там, на потолке. Стоила, должно быть, немало! – Пожалуй, подошло бы под танцевальный зал, если бы немножко приспособить, да только уж не госпиталь… черт! Эндрюс удобно лежал на своей койке и смотрел на палату точно из другого мира. Он не чувствовал никакой связи с разговорами, шедшими вокруг него, и с людьми, которые лежали молча или ворочались, издавая стоны, в рядах узких коек, наполнявших зал в стиле Ренессанса. Глядя поверх гримасничавшего лица и узкой головы санитара, он с трудом мог различить в желтом сиянии электрических ламп, там, где балки потолка отделялись от стены, ряд наполовину стертых щитов, поддерживаемых фигурами, высеченными из серого камня стены. Сатиры с рогами, козлиными бородами и глубоко сидящими глазами, маленькие, скорчившиеся фигурки воинов и горожан в четырехугольных шляпах, с мечами между согнутых колен, обнаженные ноги и руки, переплетающиеся с лепными зубчатыми акантовыми листьями, были едва видны, а когда электрическая лампа начинала колебаться взад и вперед от ветра, вызванного торопливой походкой санитара, все они, казалось, подмигивали и извивались, точно насмехаясь над рядами распростертых под ними в комнате тел. Однако Эндрюсу они казались знакомыми и дружественными существами. Он все время чувствовал смутное желание очутиться тоже там, наверху, в толпе над балкой, и гримасничать в тяжелых гирляндах гранатов и акантовых листьях, говоривших о богатых прихотях прошлого, о светлых огнях, угасших целую вечность назад. Он чувствовал себя дома в этом просторном зале, выстроенном для плавных движений и величавых походок, в которых вся мелочная обыденщина армии казалась нереальной, а раненые – разобранными автоматами, сломанными игрушками, уложенными в ряд. Эндрюса оторвали от его дум. Эппельбаум обращался к нему; он повернул голову. – Как тебе на больничном положении, братец? – Чудесно! – Чудесно, еще бы нет… Лучше небось, чем равнять целый день ряды. – Куда ты ранен? – Да вот одна только рука осталась… Наплевать! Только ездить больше не придется, вот и все! – Как так? – Я был шофером таксомотора. – Хорошее ремесло, не правда ли? – Еще бы! Можно хорошо зарабатывать, если умеючи. – Так ты был шофером? – вмешался санитар. – Дело хорошее… Когда я служил в госпитале, половина переломов там была от таксомоторов. Лежала там у нас маленькая девочка, шести лет, в детской палате, так ноги у нее так начисто и отрезало по щиколотки таксомотором. Красивые волосики у нее были, русые. Гангрена… В один день сгорела… Ну, я отправляюсь. Думаю, ребята, что вы тоже не прочь бы побывать там, где я буду сегодня вечером… Единственное ваше счастье, что вам не приходится беспокоиться насчет девочек! – Санитар сморщил свое лицо в многозначительную гримасу и лукаво подмигнул. – Послушайте, не сделаете ли вы мне одно одолжение? – Конечно, если не слишком хлопотно будет. – Купите мне книгу. – Не надоели вам, что ли, книги от ХАМЛ? – Нет… Это особенная книга, – сказал Эндрюс улыбаясь, – французская… – Французская? Хорошо, постараюсь. Как называется? – Флобер. Есть у вас клочок бумаги и карандаш? Я запишу. Эндрюс нацарапал название книги на обороте рецепта. – Вот! – Что за черт? Кто это Антоний?… Фью, черт! Должно быть, пикантный сюжетец. Хотелось бы мне уметь читать по-французски. Нам придется выставить вас отсюда, если вы будете читать такие книги! – А картинки есть? – спросил Эппельбаум. – Один парень удрал-таки отсюда с месяц назад. Не мог больше выдержать, я так понимаю. Ну, раны у него открылись и сделалось кровотечение, а теперь он переведен в тыл… Ну, я пошел! – Санитар торопливо направился к выходу из палаты и исчез. Свет погасили, кроме лампочки над столиком сестры, стоявшим в конце палаты около разукрашенной двери. Витые колонны ее, высеченные из серого камня, выделялись над белой парусиновой ширмой, закрывавшей дверь. – О чем эта книга, братец? – спросил Эппельбаум, крутя головой на своей худой шее, чтобы взглянуть Эндрюсу прямо в лицо. – Про одного человека, который так сильно желал всего, что решил под конец, будто ничего и желать не стоит. – Ты, должно быть, университетский, я так думаю! – саркастически сказал Эппельбаум. Эндрюс засмеялся. – Да, так вот хотел я рассказать тебе насчет своего шоферского житья. Здоровую я зашибал деньгу перед тем, как меня забрали. Ты по набору? – Да. – Ну и я тоже. Я вовсе не так уж высоко понимаю об этих молодчиках, которые задирают нос, потому что пошли добровольцами. А ты? – Я тоже, черт побери! – В самом деле? – раздался тонкий, заикающийся голос с другой стороны Эндрюса. – Ну, я могу одно сказать: если бы я не записался, все мое дело пошло бы прахом. Нет, сэр, никто не может сказать, что я сразу не пошел добровольцем. – Ну, это ты так рассуждаешь, – сказал Эппельбаум. – Правильно, черт возьми, я так рассуждаю! – Ну а разве твое дело не пошло прахом все равно? – Нет. Я могу взяться за него снова с того места, где оставил. У меня прочная фирма. – Какая? – Бюро похоронных процессий; папаша занимался этим еще до меня. – Ну так ты должен себя чувствовать здесь как рыба в воде, – сказал Эндрюс. – Вы не имеете никакого права так говорить, молодой человек! – сердито сказал гробовщик. – Я гуманный человек. Я никогда не мог бы чувствовать себя как рыба в воде в этой грязной бойне. Сестра проходила мимо их коек. – Как вы можете говорить такие ужасные вещи, – сказала она. – Свет потушен. Нужно лежать тихо, ребята… А вы, – она поправила простыни владельца бюро похоронных процессий, – вспомните только, что эти гунны сделали в Бельгии… Бедная мисс Капель! Такая же сестра, как и я… |