Книга Три солдата, страница 94 – Джон Дос Пассос

Она подошла к кровати и неловким жестом закутала Эндрюса в одеяло. Взглянув на нее, он мельком заметил выпуклость ее груди и крупные зубы, сверкнувшие при свете лампы, и смутно различил спрятавшуюся в тени копну спутанных волос, торчавших, как змеи.

– Как он хорошо говорит по-французски, – сказала она, наклоняясь над ним.

Тяжелые шаги раздались по каюте; старшая из женщин подошла к постели и вытянула голову.

Ему лучше, – сказала она с видом знатока.

Это была широкая женщина, с широким плоским лицом и с расплывшимся телом, закутанным в шали. У нее были косматые брови, густые свисавшие вниз седые усы и несколько щетинистых волосков на подбородке. Голос у нее был низкий и ворчливый, который, казалось, исходил из самой глубины ее огромного тела.

Где-то проскрипели шаги, и старик посмотрел на него сквозь очки, сидевшие на кончике его носа. Эндрюс узнал неправильное лицо, покрытое красными прыщами и бородавками.

– Я вам очень благодарен, – сказал он.

Все трое молча смотрели на него некоторое время. Затем старик вынул из кармана газету, бережно развернул ее и помахал перед глазами Эндрюса. При слабом свете Эндрюс разобрал название: «Libertaire». [77]

– Вот причина, – сказал старик, пристально глядя на Эндрюса сквозь очки.

– Я сочувствую социалистам, – сказал Эндрюс.

– Социалисты – бездельники, – пробрюзжал старик, и каждая бородавка на его лице, кажется, стала еще краснее.

– Но я очень симпатизирую и анархистам, – продолжал Эндрюс, чувствуя, как в нем оживает и потом снова гаснет веселое настроение.

– Ваше счастье, что вы ухватились за мою веревку, а не попали на соседнюю баржу. Они вас выдали бы наверняка. Они роялисты, эта сволочь!

– Надо дать ему что-нибудь поесть, поспеши, мама… Не беспокойся, он заплатит. Не правда ли, мой маленький американец?

Эндрюс кивнул головой.

– Сколько вы попросите, – сказал он.

– Нет, если он говорит, что товарищ, он не будет платить ни одного су! – пробурчал старик.

– Там увидим! – воскликнула старуха, с сердитым свистом втягивая в себя воздух.

– Только потому, что провизия так дорога теперь, – раздался голос девушки.

– О, я заплачу за все, что съем, – проговорил с раздражением Эндрюс, снова закрывая глаза.

Долгое время он лежал на спине без движения. Рука, просунувшаяся между его спиной и подушкой, приподняла его. Он сел. Розалина держала перед ним чашку с бульоном, от которого ему в лицо шел пар.

– Скушай-ка это, – сказала она.

Он смотрел, улыбаясь, в ее глаза.

Ее непокрытые волосы были гладко причесаны. Ярко-зеленый попугай с красными крапинками на крыльях качался, стараясь удержать равновесие, на ее плече и смотрел на Эндрюса сердитыми глазами, похожими на драгоценные камни.

– Он ревнивый, этот попка, – сказала Розалина с резким смешком.

Эндрюс взял чашку обеими руками и отпил немного горячего, как кипяток, бульона.

– Очень горячо, – сказал он, откидываясь назад на руку девушки.

Попугай прокричал какую-то фразу, которую Эндрюс не понял. Эндрюс услышал голос старика, который ответил попугаю откуда-то позади него:

– Черт возьми!

Попугай прокричал опять. Розалина смеялась.

– Это старик научил его, – сказала она. – Бедный Коко, он не знает, что говорит.

– А что он говорит? – спросил Эндрюс.

– «Буржуа на фонари, черт возьми»!

– Это из одной песни, – сказала Розалина. – О, он у меня умница, этот Коко.

Розалина стояла, сложив руки, около койки. Попугай вытянул шею и терся ею о ее щеку, закрывая и открывая свои глаза, похожие на драгоценные камни. Девушка сложила губы, как для поцелуя, и пробормотала сонным голосом:

– Ты меня любишь, Коко? Правда, Коко? Коко хороший.

– Могу я получить еще что-нибудь? Я страшно голоден, – сказал Эндрюс.

– Ах, я и забыла! – воскликнула Розалина, убегая с пустой чашкой.

Через минуту она вернулась с миской, наполненной тушеным мясом с картошкой.

Эндрюс механически съел и протянул миску обратно.

– Благодарю вас, – сказал он, – мне хочется спать.

Он устроился на постели. Розалина накрыла его одеялом и подоткнула концы под плечи. Ее рука с минуту как будто помедлила, когда была около его щеки. Но Эндрюс уже снова впал в забытье; он ничего не чувствовал, кроме тепла, которое разлилось по его телу после еды и оцепенения в руках и ногах.

Когда он проснулся, желтый свет сменился серым, и Какой-то плещущий звук смутил его. Он долгое время лежал, прислушиваясь и раздумывая, что бы это могло быть. Наконец с внезапной вспышкой радости пришла мысль, что барка, очевидно, двигается.

Он лежал очень спокойно, на спине, глядя вверх на слабый серебристый свет на потолке, ни о чем не думая, с одним смутным страхом, таящимся в глубине мозга, что кто-нибудь войдет к нему и станет его расспрашивать.

Спустя долгое время он стал думать о Женевьеве Род. Он вел с ней длинный разговор о своих музыкальных занятиях; в его воображении она говорила ему, что он должен закончить «Царицу Савскую»; она покажет ее месье Жибье, который был большим другом какого-то устроителя концертов; он мог бы ее исполнить.

Как много прошло времени с тех пор, как они говорили об этом! В его воображении пронеслась картина, как они с Женевьевой стояли плечом к плечу и смотрели на собор в Шартре, который гордо возвышался над беспорядочно разбросанными крышами города своей строгой башней и пестрыми башенками с большими окнами в виде розеток. Воспоминания неумолимо влекли его вперед, воскрешая момент за моментом, вплоть до того памятного дня; он весь скорчился от стыда и возмущения. Милосердный Боже! Неужели ему суждено пройти через всю жизнь с этим воспоминанием? «Научите его, как надо отдавать честь», – сказал офицер, и Хендсом подошел и ударил его. Неужели ему суждено пройти всю жизнь с этим воспоминанием?

– Мы привязали к вашей форменной одежде несколько камней и выбросили ее за борт, – сказала Розалина, тряся его за плечо, чтобы привлечь внимание.

– Это была хорошая мысль.

– Вы будете вставать? Скоро пора кушать. Как вы спали?

– Но мне нечего надеть, – сказал со смехом Эндрюс. помахивая голой рукой из-под одеяла.

– Подождите, я найду что-нибудь у старика. Скажите, у всех американцев такая белая кожа? Посмотрите! – Она положила свою смуглую руку с грязными, обломанными ногтями на руку Эндрюса, белую, покрытую редкими светлыми волосками.

– Это потому, что я блондин, – сказал Эндрюс. – Среди французов много блондинов, не правда ли?