Книга Форсайты, страница 131 – Зулейка Доусон

Вспыхнув черно-бело-синим оперением, на дорожку перед ними опустилась одинокая сорока.

– Одна птица – это к несчастью, – вырвалось у Кэт, и она тут же пожалела об этих словах.

– Нет, нет! – горячо прошептал Бойд, словно желая утешить огорченного ребенка. Он остановился и чуть приподнял шляпу, кланяясь птице.

– Доброе утро, сударь… – Птица наклонила голову и посмотрела на него глазом-бусинкой. – …Как поживает ваша супруга?

Бойд тронул Кэт за рукав и указал на одно из деревьев. Кэт посмотрела туда сквозь меховую опушку своего красного капюшона. Из-за ствола каштана вышла еще одна сорока.

– Видите, их две, а две к счастью, – тихо поправил ее он.

Чуть поодаль, возле закрытой на зиму «ракушки» для оркестра черный пес залаял на ворону, усевшуюся на молоденькой рябине. Большая черная птица сердито каркнула на пса с ветки, и началась оглушительная перепалка. Кэт с Бойдом остановились и стали наблюдать за сценкой.

– Можно понять, откуда произошло слово «пустобрех», – заметил Бойд.

– И все нелестные сравнения с вороньим карканьем.

Пес не унимался, но и ворона не сдавала позиций, тогда он принялся яростно наскакивать на ствол дерева.

– А также выражение «птичьи мозги».

– Птиц этой метафорой несправедливо обидели, скорее уж она применима к собакам.

И тут, как поняла Кэт, они в первый раз засмеялись вместе, и его смех показался ей гораздо более добродушным, чем раньше.

– По-моему, лучше всего гулять в парке с собакой, – сказала она.

– Да. С собакой… или с любимой женщиной.

Хозяин собаки пристегнул к ее ошейнику поводок, и наши зрители пошли дальше. Кэт подумала: «Интересно, какие воспоминания заставили его произнести последние слова – радостные или печальные?»

– До войны мы с братом часто ходили сюда с нашей собакой.

– А какая у вас была собака?

– Далматин… по имени Тигра.

– Тигра?

Брови Бойда комично взлетели; ободренная, Кэт стала рассказывать дальше.

– Щенка выбрал брат, поэтому мне позволили дать ему имя: всему миру известно, что в английских детских царит справедливость. Я была тогда еще очень маленькая, и несовместимость пятен и полосок меня не смутила. Бедный старенький Тигра, он был такой глупый, но я его очень любила…

Поддавшись неосознанному порыву и чувствуя лишь, что для нее это самая естественная вещь на свете, Кэт стала рассказывать Бойду о своей любимой собаке, самом близком друге в ее безмерно одиноком детстве, и тем самым дала возможность своему проницательному собеседнику узнать о себе гораздо больше, чем того хотела.

– Ему было четырнадцать лет, когда он умер, он не мог наступать на одну лапу… это случилось как раз перед тем, как я поступила в Оксфорд. Больше мы потом собак никогда не заводили.

Кэт искоса взглянула на Бойда из-под своего капюшона и увидела, что он смотрит на нее со странной полуулыбкой. Она резко оборвала себя и почувствовала, как лицо опять залил жаркий румянец. Они уже прошли мимо ступенек Мемориала принца Альберта и приближались к Колбрук-Гейт – она болтала почти четверть мили!

– Простите ради бога, – спохватилась она.

– За что?

– Я вас совсем заговорила. Это со мной редко случается, моя лучшая подруга обычно болтает и за меня, и за себя. Вы, наверное, умираете со скуки.

Бойд покачал головой и снова устремил рассеянный взгляд вперед, ни на что особенно не глядя.

– Ничуть. Это было замечательно. – Он повернул к ней голову и как само собой разумеющееся спросил: – Куда теперь?

– Мне пора. – И она указала в сторону Кенсингтон-Гор. – Втиснусь в десятый номер и поеду на работу. Мне бы очень хотелось еще погулять…

– И мне тоже.

– …но нельзя опаздывать.

– Конечно, нельзя, – согласился он, и тон его стал более серьезным. – Вы не должны позволять мне задерживать вас… такого пункта в моем договоре нет.

– Ой, что же я! Договор!

Он снова улыбнулся и, сунув руку во внутренний карман пальто, достал оттуда сложенную пачку бумаг и протянул ей. Она вопросительно взглянула на него.

– Все подписано, и число поставлено – вчерашнее. Можете сказать своему приятелю Бигби, что неприятности ему больше не грозят.

– Спасибо, скажу. – И она взяла договор. – Он будет вам вечно благодарен.

– Может не утруждать себя. Мне его благодарность так долго не понадобится.

Он сорвал с головы шляпу и протянул руку. Кэт подала ему свою, и ее рука исчезла в его руке, утонула, он крепко сжал ее, словно хотел снять с нее слепок.

Кэт не знала, как его назвать, и поэтому просто сказала:

– До свидания!

– До свидания, мисс Монт.

Она шла к автобусной остановке и все время чувствовала на себе взгляд его глаз цвета светлого хереса.

* * *

В жизни каждой женщины случаются периоды, когда переживаемое ею настолько интимно и настолько лично, что поделиться им она могла бы только с матерью, лучшей подругой или доктором. У Энн Монт, которая безвыездно жила в Грин-Хилле, по-прежнему называясь Энн Форсайт, не было ни матери, ни подруги, только доктор, но он был семейным доктором и пользовал всех Форсайтов и Дарти, а потому Энн в ее нынешних обстоятельствах не могла к нему обратиться. Она решила найти другого и стала звонить по телефону, выбирая такие минуты, когда ее никто не мог подслушать.

И вот, сказав как-то вечером во время ужина, что она давно не виделась с Джун, Энн согласилась, чтобы ее молоденькая мачеха отвезла ее на следующее утро на станцию к поезду девять двадцать… В вагоне, где ехали в основном коммивояжеры в костюмах в тонкую полосочку и сельские дамы в мехах, она поставила дорожную сумку на верхнюю полку рядом с кейсами и сложенными зонтами и села в уголок возле двери. Поезд тронулся и покатил, а Энн никак не могла избавиться от мысли, что Пенн знает: ее желание повидаться с Джун лишь предлог. Прощаясь, мачеха сказала Энн:

– Если тебе когда-нибудь захочется поговорить… поделиться чем-то личным… ты всегда можешь довериться мне, всегда и во всем.

Энн чувствовала на себе взгляд ее голубых глаз все то время, пока шла от машины к поезду…

Выйдя из поезда на вокзале Виктория и сразу же окунувшись в столичную сутолоку, Энн снова почувствовала, что в этой анонимности толпы никто не вторгнется в ее уединение. Она должна была встретиться с Джун за ленчем, но прежде ей предстояло еще кое-где побывать, и, поймав такси, она назвала водителю всем хорошо известную улицу и номер дома.

Как всегда, столица показалась ей огромной и неведомой, в чем она и призналась своему водителю. Помня о тумане, который так недавно рассеялся и который отнял у него столько заработка, водитель сочувственно поддакнул, что отлично ее понимает, и сообразил, что у него появилась прекрасная возможность «показать достопримечательности» Лондона своей пассажирке.