
Онлайн книга «Форсайты»
– Нет, ни в коем случае нельзя об этом рассказывать… – Кому нельзя рассказывать и о чем? – раздался голос Уинифрид, которая как раз входила в гостиную, поддерживаемая под руку Миллер, а другой рукой опираясь на трость с изогнутой ручкой. – Тетечка, милая! Слова Уинифрид поначалу потонули в потоке расспросов о том, как ее здоровье вообще и как нога в частности. Она опустилась в свое кресло, и Сентджон подставил ей под ноги скамеечку. – Спасибо, Сентджон. Свежего чаю, Миллер. Кажется, у нас должно быть миндальное печенье? – Миллер ушла. – Так ты говорил, что кому-то нельзя о чем-то рассказывать, – повторила Уинифрид, заподозрив, что утаить что-то интересное хотят именно от нее. – Да, тетя, дорогая, – вам! Я просил не рассказывать, что проник в вашу тайну! – В мою тайну? И что это за секрет? Сентджон снова уселся на свое место. – Что за тайна? А то, что вы встречаетесь с высоким смуглым незнакомцем. – А, вы говорили о сеньоре Баррантесе? Как я не догадалась. Только, Сентджон, его никак нельзя назвать незнакомцем. Он приятель мамы Флер. На это Сентджон не ответил: об этой даме он в свое время тоже кое-что слышал. – Но он безусловно высокий и смуглый… – начала Селия. – И такой красавец, – завершила Сисили. – Тетечка, когда ты пригласишь нас на ленч вместе с ним? – И в самом деле, когда? Тетя, милая, вы же его просто монополизировали. Завтраки à deux и прочее. Так нельзя, скоро пойдут разговоры. – Ох, Сентджон, язык у тебя без костей. Это верно, язык у него был без костей, тем более что попалась такая благодатная тема для шуточек. – Не знаю, не знаю; по-моему, вы очень рискуете! От этих иностранцев всего можно ожидать. Дорогая бабушка, будьте очень и очень осторожны! Уинифрид с нежностью глядела на внучатого племянника. Какую чепуху несет, но очень забавный. – Быть может, он даже намеревается украсть ваши драгоценности, так что будьте начеку. Едва он произнес эти слова, как вспомнил строку из песенки. Песенка эта была очень популярна года два назад и как нельзя лучше соответствовала нынешней ситуации. Он повернулся к пианино, поставил ноги на педали и, подняв крышку, начал подбирать мотивчик в стиле аргентинского танго. Потом откинул назад голову и запел, аккомпанируя себе: Будьте с ним начеку, Ах, не верьте ему! Он жену уведет! Он невесту украдет! Этот странный, непонятный И опасный человек! Начеку, начеку, будьте с ним начеку! Мотив сложился, и тут же, как по волшебству, родились слова: Белоснежные зубы, ах, как ярко сверкают, Томно-черные очи всех вокруг покоряют! Да, он неотразим — Наш аргентинский красавчик! Наш аргентинский красавчик! Вот оно, в самое яблочко! Черт возьми, наконец-то Сентджон придумал удачное mot , он был в этом уверен. Уинифрид и молодым дамам так понравилась эта неожиданная импровизация, что Сентджон запел свой куплет снова, да так громко, что Миллер пришлось чуть ли не кричать, чтобы ее услышали: – Мистер Роджер Форсайт, мадам! Сентджон посмотрел на дверь и умолк после слов «всех вокруг покоряют…» – на самом интересном месте, однако Роджер проговорил: – Развлекайтесь, не хочу портить вам веселье. За такое в «Палладиуме» надо заплатить десять шиллингов и шесть пенсов! И Сентджон продолжил свое блестящее выступление. * * * Когда Флер узнала о смерти Энн Форсайт, она решила держаться от Грин-стрит как можно дальше. Потом, когда все уляжется, она постарается заходить туда чаще и быть в курсе всего, что происходит в Грин-Хилле. Сколько раз ей приходилось бороться с желанием позвонить в Сассекс. Ведь, казалось бы, что может быть проще – произнести слова сочувствия, может быть, даже чуть больше, чем сочувствие, – но она знала, что делать этого ни в коем случае нельзя. И сейчас была полна решимости делать вид, что ей все это в высшей степени безразлично. Решить-то она решила, но жизнь, как всегда, повернула по-своему. В тот день, когда Сентджон вдохновенно музицировал в гостиной Уинифрид – что так не соответствовало чопорному духу Саут-сквер, – Флер получила с вечерней почтой письмо. Она узнала почерк и сразу же поднялась с ним в свою маленькую комнату – кабинет не кабинет, в менее демократические времена ее назвали бы будуаром. Повинуясь своему безошибочному чутью, она пришла туда в поисках уединения, хотя в доме, кроме нее, никого не было. Она опустилась на кушетку и, замирая от надежды и страха, вскрыла конверт. И начала читать, летнее солнце заливало ее щедрым светом. ... «Дорогая Флер, Писать такие письма нелегко, видит Бог, но необходимо, и я начинаю ощущать некое подобие успокоения, делая то, что велит долг. Я хотел поблагодарить тебя – и, пожалуйста, передай мою благодарность Майклу – за цветы, которые вы прислали. Я никогда не забуду, какое участие вы ко мне проявили. Что касается забвения, у меня это не получается. Не было в моей жизни дня, когда бы я с нежностью не думал о тебе. Вчера провел час наедине с собой, тайно слушая голоса всех людей, которые мне были дороги в жизни, и среди них, как всегда, была ты. Помнишь, ты сказала, что Майкл самый лучший мужчина из всех, кого ты знаешь, а я ответил, что Энн лучшая из женщин? Что ж, мы оба были правы. Я всем сердцем желаю, чтобы вы с Майклом были счастливы всю жизнь. А мы, как только все устроится, сей же час уезжаем в Америку. Брат Энн, Фрэнсис, очень ждет нас, и мы тоже по нему скучаем. Если детям там понравится, возможно, мы в Америке «укоренимся», как принято говорить. Благослови тебя Бог, Флер, и храни тебя вечно. Джон». Америка! Страна безграничных возможностей – для кого-то другого! Он уже ездил туда однажды, сразу после того, как в первый раз отказался от Флер. Она его поняла. Джон тоже обладал обостренным чутьем, но, в отличие от нее, обладал еще и совестью, и чутье ему подсказало, что Америка – его спасение. Когда его жена умерла, Флер подумала… Но что толку думать, что толку желать, все равно никогда ничего не исполняется. Если бы только Джон остался в Англии… кто знает, что тогда могло бы произойти? Флер услышала вздох и поняла, что это она вздохнула. Как больно, когда у тебя есть сердце, уж она-то это хорошо знала. Письмо упало на пол с легким шелестом, как падают осенью на траву первые желтые листья. Она и не заметила, что выпустила его из рук. Глава 17 Крикет В «Лондонском светском календаре», которому с младых ногтей вынуждены следовать все Форсайты, вряд ли найдется событие, столь же охотно ими посещаемое, как крикетный матч между Итоном и Харроу. «Королевский Эскот» , скачки на ипподроме «Гудвуд», хенлейская регата, даже теннисный чемпионат в Уимблдоне – всюду их присутствие было гарантировано в значительном числе, но с самым большим азартом они, вне всякого сомнения, стремились попасть на стадион «Лордз» . И вот теперь, ясным, без единого облачка, июльским днем все они собрались здесь поглядеть друг на друга и позлословить. |