
Онлайн книга «Любовница Фрейда»
Когда Софи забралась к ней в постель, Минна растерла ей спинку и прочитала из «Алисы в Стране чудес» о гусенице с волшебным кальяном. Ребенок задремал, а завтра Минна взяла сон Софи под свое крыло, заменив опий чтением перед сном. По контрасту с ребятней, неотвратимой и вездесущей, Фрейд оставался призраком. Его общение с детьми было минимальным, ограничиваясь «Добрым утром» или «Добрым вечером» всем, включая Минну. Они встречались за обедом, а иногда — за чаем в четыре часа дня. Все остальное время он проводил в одиночестве, погруженный в себя, отбывая заточение в университете, консультируя пациентов или просто уединяясь у себя в кабинете. Когда-то Минна читала, что для одних дети — центр мироздания, для других нет. И для Фрейда большую часть года они не существовали. Во время учебного года дети его не видели почти целый день, а вечера Зигмунд проводил в кабинете, выходя только, когда они уже спали. Минна могла понять это — он придавал огромное значение работе, но летом, на каникулах, Зигмунд становился внимательным отцом, брал их на прогулку, собирал с детьми грибы, катался на лодке. Шутил с ними, рассказывал истории из собственного детства, читал им свои любимые книжки. Однако отношение его к Марте не менялось круглый год, и это тревожило Минну. Его взгляды выдавали раздражение, и Марта, в свою очередь, выработала собственный стиль общения с мужем, изобилующий нюансами. Это была тонкая интерпретация на тему «выживает сильнейший», когти и клюв. Две птицы клевали друг друга, и, как ни прискорбно было Минне признавать, зачинщицей обычно выступала Марта. Однажды днем Фрейд зашел в гостиную, читая газету. Он снял туфли, и, взяв жестянку с печеньем на кухне, с удовольствием поедал его, рассыпая крошки по ковру. Потом зажег сигару и уселся в любимое кресло, стряхивая пепел в крышку жестянки. — Сколько пепла, Зигмунд, и крошек полно, — заметила Марта. — Что случилось с твоим больным? — Не пришел. — А как с прогулкой? Фрейд перевернул страницу газеты, игнорируя вопрос. Плечи Марты напряглись, она отвернулась и смотрела в окно. — Новая экономка опять оставила окно открытым. — Не закрывай, душно тут, — сказал он. — Конечно, не закрою, — произнесла Марта, подойдя к окну и прикрыв его. Затем она взяла рабочую корзинку со скамеечки у камина, подвинула кресло к мужу и села вышивать льняную подушечку. — Что ты читаешь? — Газету. Зигмунд явно был не в настроении, давая ей понять, что ее присутствие нежелательно. — Ты слышал, что Мейеры сняли виллу во Флоренции на август? — спросила Марта. В раздражении он на секунду отложил газету и прикурил потухшую сигару. — А потом они собираются в… Как называется это место на Балканах? Очень экзотическое. Марракеш? Нет. Напомни мне, дорогой, как оно называется? — Марта встала и принялась вытряхивать пепел в корзинку для мусора. — В Константинополь? — Нет, не туда, — ответила она, демонстративно сметая крошки у его ног носовым платком. — В любом случае они всегда хоть куда-то едут. В прошлом году ездили в Кале. Или это был Биарриц? Ты идешь вечером на собрание в Бнай-Брит [9] ? — Нет. — Гертруда рассказала мне, что ты устроил переполох на последнем собрании. А той сообщил ее муж. Что-то насчет твоих исследований? И поэтому ты не идешь туда сегодня? — Но сейчас я очень занят здесь, если ты не заметила. — Конечно, заметила, я здесь живу, если ты не заметил. Я предположила, что ты оскорбил их своими работами. Правда, я не понимаю, почему ты вообще обсуждаешь с ними свою работу? О, милый, что это за пятно на стене над диваном? Зигмунд отложил газету, скептически поглядывая на жену. — Пятно над диваном, — повторила Марта. — Ну, так что? — Его невозможно вывести, наверное, насекомое залетело с улицы. Он глубоко вздохнул и медленно выдохнул, пока Марта изучала шитье. — И в комнате пахнет конским навозом. Зигмунд встал и опустил раму, будто это была гильотина. — Так лучше? — спросил он. — Что? Да, милый, спасибо, — с улыбкой стоика ответила она. Минна не могла предсказать, когда возникнет диалог такого рода… но она могла предположить множество способов закончить его. Зигмунд мог сбросить жену в реку, пырнуть ножом, отрезать ей язык. Или сделать то, что всегда делал, — выйти, чтобы уединиться в кабинете. Однажды в субботу Минна проснулась, чтобы встретить замечательный, почти весенний день, который после ледяных дождей показался ей неотразимым. Вся округа ожила. Растворились окна, в них залетали звуки проезжающих карет, приглушенные сплетни служанок, стоящих на тротуаре, и свистки поездов вдалеке. А в доме слышались бесконечные переклички горничных — они шуровали в печках, чистили решетки, драили туалеты, раздвигали шторы и прочищали каминные трубы. Каждому углу и щели в доме уделялось внимание перед завтраком. Минна, как обычно, решила поглядеть на самую младшую. Анна спала в колыбели, в молочно-белой рубашонке, отороченной кружевами и лентами. Но перед рассветом ее редкие крики стали гневными, плач то усиливался, то затухал. Когда Минна поднялась, чтобы заняться ребенком, она услышала шаги няньки в коридоре, потом открылась и закрылась дверь. Удивительно, что голос младенца может тревожить и успокаивать одновременно. Стены в детской были чисто выбелены, как и положено (стерильность — лучшая защита от инфекций), обстановки кот наплакал, потертый китайский коврик посреди комнаты казался избитым до полусмерти. В книге «Домоводство» рекомендовалось выбивать детский коврик по крайней мере раз в неделю. Затем Минна заглянула к Мартину — единственному ребенку Фрейдов, у которого была отдельная комната. Мальчик, сражавшийся с ангиной, сидел за столом, задушенный двумя свитерами и шерстяным шарфом. Как только Минна вошла, он ссыпал пригоршню игрушечных солдатиков в ящик. По полу была разбросана вывернутая наизнанку грязная одежда, книги с переломанными хребтинами валялись кучей в углу, обертки от печенья и грязная посуда захламляли прикроватную тумбочку. «Какой свинарник!» — подумала Минна. — Как ты себя чувствуешь? — спросила она. — Я пытаюсь заниматься, — ответил племянник, демонстративно выжидая, когда тетка выйдет. — Да уж, я вижу, — улыбнулась Минна, открыла ящик и извлекла оттуда игрушечных солдат. — Французская пехота? Это хорошо. Знать историю необходимо. — Согласен, — кивнул Мартин. Глаза у него были чуть воспаленные, но огромные и дружелюбные. — Но так же необходима и арифметика, а ты, говорят, в ней плаваешь. — Кто говорит? |