
Онлайн книга «Все могу»
– Это не я, Катька. – А ты зачем повторяешь?! Все было как в их детстве. Но все было иначе. Рано утром Марине надо было уезжать в командировку. Поэтому собираться лучше с вечера. Марина вошла в квартиру, повесила ключ на специальный крючок – Алеша определял каждой вещи свое точное место. И фотографиям, конечно. Хотя фотографий в их доме могло было быть и больше. На одной незначительной стене висели лишь счастливые свадебные, немного военных, пара жанровых. На полу у порога стояла большая дорожная сумка и кофр с профессиональной фотоаппаратурой. «Тоже уезжает», – сказала тихо Марина. Алексей выбежал встречать, по сравнению с тревожным утром выглядел виноватым. – Уезжаешь? – Для начала разговора Марина спросила очевидное. – Да, – согласился Леша. – Далеко? – Марина знала ответ, но опять уточняла. – Как обычно. – Понятно. Леша нежно, без агрессии, пытаясь обнять, медленно спросил: – Что?.. Что… тебе понятно? – прижал Марину к себе, погладил по голове. – Я – человек войны. Был человек дождя. А я человек войны. Мне интересно там как фотографу. Это не вопрос денег, престижа и премий. Я езжу туда конкретно работать. – Да-да. Я все знаю. «К Вам письма в сентябре придут, а он убит еще в июле». Алексей не любил долгих объяснений, подошел к зеркалу, решил отвлечь: – Может, мне подстричься? Сейчас модно так, знаешь, здесь много, здесь мало. Марина улыбнулась: – Здесь много, а здесь мало – это я, – и показала на себя, на грудь и ниже спины. – Я серьезно. Марина кивнула: – Человек-собака. Эта стрижка называется человек-собака. – Официально? – Леша не поверил. – Нет, у люмпена. Не хотела обидеть, но расстроила. Но у Леши был иммунитет к обидам. Редкое и часто уникальное качество. Вроде бы оно ничем конкретно не помогало, но делало жизненный путь гладким. Даже на войне. Как фотограф Леша мог снимать моделей, архитектуру, репортажи, а выбрал почему-то войну. Считал, что война несет некую очищающую силу. Открывает в человеке доселе не проявленные черты. Что надо было ему очищать, человеку, который не чувствует обид, было неясно. «Ужас войны в ее обыденности. В том, к чему привыкаешь, к ощущению чужой смерти, отсутствию бытовых условий. Я антиобщественный человек и знаю свое место на войне». Вот так говорил Леша о себе незнакомым людям, но Марина знала, что это половина правды. Другая ее часть заключалась в нежелании вести оседлую жизнь, но Леша этого никогда не озвучивал, он же не цыган, для которого подобное – привычно. «Зуд ног», – говорила о нем Настя. Лешиной основной творческой религией была война, и он с одинаковой радостной готовностью вступал в бой за хороший кадр, новый оргазм, вкусный плов. Не боролся Леша только за Марину, она, по определению, была частью его самого и не требовала завоевания. Поэтому уже на рассвете, когда было еще непонятно – ночь или утро, – Марина встала закрыть окно, Леша притянул ее к себе за край сорочки и не отпускал долго, до тех пор, пока утро не вышло на работу, пока силы у обоих не закончились. – Ты из Внукова летишь? – спросила Марина, наспех причесываясь. – Из Шереметьева. Марина отложила расческу: – На какую войну можно лететь из Шереметьева? Леша шутливо взял Марину за кончик носа. – А какая работа может быть в Ханты-Мансийске? – А что не так? – Марине было не до шуток. – Я не буду тебе рассказывать. Тебя подбросить? – Нет, я на автобусе. Они вышли из дому и какое-то время шли рядом, даже умудряясь при всем багаже держаться за руки. Марина думала: «Все хорошо». Леша знал: «Все прекрасно». Они дышали с одним интервалом. А потом Марина села в автобус, а Алексей спустился в метро. Рейс до Ханты-Мансийска напоминал пригородный рейсовый автобус. Марина и про сам город думала – небось по колено заваленный рыбьей чешуей, пустыми пластиковыми бутылками и бетонными осколками. Оказалось наоборот. Водитель Марине охотно рассказывал: – Хорошо у нас. Зелено. Красиво. Но так не всегда было. Вот этот губернатор хороший. И до этого хороший был. А до того здесь коровы по улицам бегали, а вместо дорог доски лежали. Марина представила, как могут бегать коровы. Водитель был ангажированный, из администрации, но говорил искренне, хотя наверняка понимал цель ее визита. – А вы Путина видели? Марина кивнула. – Как меня? – Водитель, видимо, задавал этот вопрос всем гостям. Марина кивнула несколько раз. – Он красивый? Марина промолчала. – А че у вас одежды так мало? – Водителю было интереснее говорить про Путина, чем про Маринину сумку, которую он выгружал, аккуратно ставя на асфальт. Гостиница была стандартная для этих мест. Трехэтажная. С претензией на красоту и с неработающим сливом унитаза. Несмотря на то что на улице еще было светло, Марина закрыла плотные шторы, легла на огромную кровать и заснула. Ей снился Леша, будто он никуда не поехал, что-то там у них отложилось, и он вернулся. Скучал. Хотел лететь к ней. Но подвернулась халтурка. Нормальные деньги, и ехать никуда не надо. Деньги тоже были Лешиной религией, но не главной. Марина проснулась от настойчивого стука в дверь и поняла, что сон был не сон, а самый нормальный полуночный разговор. Леша в Москве. А она здесь, и надо вставать и открывать дверь. На пороге официантка с заученной фразой: – У вас завтрак входит в стоимость проживания. Он через десять минут заканчивается. Вы будете завтракать? Марина хрипло спросонья спросила: – А что за завтрак? – У нас легкий. – Официантка улыбнулась, мол, знаю я вас, худых. На столе стояла тарелка каши, тарелка с оладьями, миска со сметаной, блюдце с сыром и колбасой, два кекса и чашка кофе. – Вы принесли мне все, что не съели другие постояльцы? – Марину удивил масштаб завтрака. Официантка растерялась: – Менеджера позвать или кушать будете? – Буду кушать. – Марина сдалась. Губернатор был хорошим мужиком – ширококостным, мордатым, уверенным в себе. Лютым хозяйственником. Об этом знали все. Президент и Марина тоже не исключение. Но у губернатора, как у истинного стратега, стояла цель на самые дальние политические маршруты. А для этого надо было очень грамотно освободить некоторые краевые валентности. Отчасти поэтому Марина оказалась здесь. |