Книга Милый друг Натаниэл П., страница 4 – Адель Уолдман

– А есть ли разница между «расистом» и «расиалистом»? – спросила колледжская подруга Элайзы.

– То же самое с ребятами, которые доставляют нам пиццу и делают для нас сэндвичи, – продолжал Нейт, сознавая, что нарушает неписаное правило этикета званого обеда. Предполагается, что разговор должен быть декоративным, нацеленным на развлечение, что важно не содержание, а только тон. Но сейчас ему было на это плевать. – Сами мы их не эксплуатируем. Мы нанимаем кого-нибудь – посредника, обычно – мелкого бизнесмена, который и делает это, щадя наши чувства. Но преимуществами их дешевого труда мы все равно пользуемся, хотя и лепечем о либерализме: прославляем «Новый курс», восьмичасовой рабочий день, минимальную оплату труда. Единственное, на что мы жалуемся, – теоретически – это на то, что этот принцип не распространяется достаточно далеко.

– Извини, Нейт, – Аурит подняла пустую бутылку из-под вина. – Не открыть ли еще одну?

– Джо действительно нанимает мексиканцев для ремонта, – с пьяной задумчивостью сообщила Элайза, направляясь к буфету. Из стоящих на нем разноцветных пластиковых пакетов высовывались горлышки бутылок. Принесли их, конечно, гости. Нейт узнал лимонно-зеленую упаковку «Тэнглд вайн», винного магазина из его квартала. Какой же он растяпа! А ведь собирался прихватить бутылочку по пути…

Выбрав красное, Элайза вернулась к столу.

– Кто-нибудь откроет? – спросила она, прежде чем повернуться к Нейту. – Извини. Продолжай.

Но нить разговора уже ускользнула.

Бутылку у Элайзы забрала Ханна.

– Ты говорил, что мы пользуемся преимуществами, которые дает эксплуатация, но предпочитаем не пачкать руки, – подсказала она, принимая от Элайзы бронзовый штопор, выглядевший таким древним, что он вполне мог сопровождать Льюиса и Кларка [1] в их путешествии на запад. Наверняка одна из «фамильных ценностей» Элайзы.

– Думаю… – начала Ханна.

– Точно, – вклинился Нейт. – Точно.

Он сразу вспомнил, о чем шла речь:

– Помните, как читали какой-нибудь роман Диккенса, где восьмилетние мальчишки работают на фабрике или попрошайничают на улице? Читали и удивлялись, почему всем было наплевать? Ну, так мы ведь не так уж от них отличаемся. Просто лучше все скрываем – по большей части от себя самих. В то время люди, по крайней мере, оправдывали свое поведение презрением к беднякам.

– Если ты еще не заметил, – обратился к банкиру Джейсон, – у нашего юного Нейта острый приступ либеральной вины.

Джейсон как раз работал над статьей об эпидемии ожирения с предполагаемым названием «Не Позволяйте Им Есть Пирожное».

Прежде чем Нейт успел ответить, к нему повернулась Ханна. В одной руке она держала бутылку, другой осторожно ввинчивала в пробку штопор.

– Когда люди добровольно платят больше, делая покупки в магазинах «Здоровых продуктов», разве они, следуя твоей логике, не пытаются быть ответственными? Разве не для того они платят больше, чтобы не пользоваться преимуществами дешевого труда?

– Именно так, – горячо подтвердил Нейт. (По крайней мере, хоть кто-то внимательно его слушал!) – Но только выгоду от этих повышенных цен получают одни лишь акционеры «Здоровых продуктов». Стоит им только поместить на коробку с хлопьями картинку с лесбийской парочкой, и мы уже думаем, что она поступила из некоего райского уголка, где трудятся сторонники свободной любви. Нам удобно так думать, потому что таким способом мы покупаем чистую совесть. Точь-в-точь как и все прочее.

Он сделал паузу и перешел к заключению:

– В принципе, это марксистский аргумент – насчет неизбежности эксплуатации при капитализме.

– Для кого это эссе? – спросила, хмурясь, Аурит.

– Пока еще не знаю. Хочу сначала написать, а уж потом думать, поможет ли оно моей карьере или нет.

Аурит посмотрела на него так, как врач смотрит на опухоль, подозревая, что она злокачественная.

– И разве люди покупают еду в «Здоровых продуктах» не потому, что она полезнее?

Ханна вытащила наконец пробку, и бутылка облегченно выдохнула.

– Интересная идея, – прокомментировала Элайза, и Нейт подумал, что она прямо-таки необычайно, что ей было не свойственно, мила с ним. Может, они и впрямь, как она выражается, повернули за угол?

– И звучит интересно, – сказал парень, чье имя – Кевин или Девон? – Нейт тоже позабыл, но который, как он заметил, обрел голос, когда вино полилось свободнее.

– Давненько не слышал, чтобы кто-то называл идею марксистской в положительном смысле, – он подождал, пока Элайза подливала в бокал. – Пожалуй, со студенческих времен.

Нейт тоже протянул бокал.

Элайза наливала вино, стулья царапали ножками пол, кубики льда хрустели на зубах, вилки звякали о тарелки. Нейт прошелся взглядом по стоящим на полках книгам. Подборка впечатляла, выдавая и серьезный подход составителя, и хороший вкус. Чиклит [2] и женские журналы хозяйка держала в спальне.

– И все-таки какая разница между расиализмом и расизмом? – спросила наконец подружка Кевина/Девона.

– Расиализм, – с энтузиазмом начала Аурит, – это не столько неприязнь или предубеждение против какой-то группы, но и…

– А угадайте-ка, кто, по слухам, получил аванс в четыреста тысяч долларов? – перебил ее Джейсон.

Из уважения к Аурит ему никто не ответил.

– … приписывание личных качеств или… – Аурит выразительно посмотрела на Джейсона, – убеждений человеку…

– Грир Коэн, – закончил Джейсон.

– … принадлежащему к какой-то расовой группе.

Аурит никого не слушала. Услышав имя Грир, она состроила гримасу. Даже Ханна, которая в этот вечер произвела на Нейта впечатление не только приятной, но и умной женщины, подняла бровь.

– Молодец Грир, – Элайза произнесла это тоном степфордской хозяйки, [3] чьи хорошие манеры распространяются даже на отсутствующих.

– А кто такая Грир Коэн?

– Писательница. Вроде как, – объяснила Аурит Кевину-Девону и его подружке-юристу.