Онлайн книга «А я люблю женатого»
|
– Другие особенности фигуры… – подсказал Слава, за что схлопотал по башке. – Фу, дурак, и не стыдно тебе говорить пошлости! Ладно, если быть откровенной, там тоже ничего особенного. Как она отца околпачила, ума не приложу. Была бы хоть фотомодель, а то… – Тебе надо проникнуть к ней в дом, – посоветовал Слава, – там ты ее узнаешь получше. И поймешь, как ей лучше насолить! У человека всегда есть ахиллесова пята – самое больное место. По нему и надо бить! – Если уж я город нарисовала, то в дом к ней проникнуть – раз плюнуть, – гордо сказала Ника. – Подумаешь какая, картинки она малюет! Это, оказывается, каждый может. Мама бы никогда не стала заниматься глупостями. В комнате были плотно закрыты шторы. На столах и на полу горели десятки свечей. Колдунья священнодействовала над Никиной мамой. – И порошок этот следует подмешать ему в питье в день полнолуния! – провыла Тамара. – Он не пьет! – гордо сообщила Таня. Тамара Амвросиевна обиделась: – Разве я имела в виду спиртные напитки? Я произносила эти слова? – Нет, нет, вы про водку ничего не говорили! – вступилась за хозяйку Нина. – Продолжайте, Тамарочка, продолжайте! Никакой водки. Чай, кофе, лимонад… – В водку, кстати, тоже можно, – вдруг задумчиво сказала колдунья. – И в коньяк. Если хороший, пятизвездочный – особенно эффективно. – Я повторяю, он не пьет! – раздраженно сообщила Таня. Но он, то есть Олег, пил. А в этот день пил много. В новом кафе они уже не ели, только выпивали. В результате Витя тихо закемарил, а Олег читал вслух стихи, размахивая вилкой. – Среди миров, в мерцании светил Одной звезды я повторяю имя… Не потому, что я ее любил, А потому, что я томлюсь с другими. И если мне сомненье тяжело, Я у нее одной ищу ответа. Не потому, что от нее светло, А потому, что с ней не надо света… На этих словах Витя внезапно открыл глаза. Посмотрел на друга вполне осмысленным взглядом и заявил категорично: – Я убит. И такие стихи тебе Танька запретила писать? Стерва она после этого. И душа у ней, как сухарь. Я всегда это чувствовал, Олежек. И Нику она твою такой воспитает! Вся ее поэзия сумма прописью. Зачем ты на ней женился, Нечаев? – Это не я. Это поэт Анненский Иннокентий, – развел руками Олег. – Какой, на фиг, Анненский, она же твоя жена! – возмутился Витя. – Стихи Анненский написал. Поэт такой, – улыбнулся Олег. И печально заметил: – Я б такие не смог. – А какая разница – ты или он? – завопил Витя. – Он их написал, да. Но ты их про-чув-ство-вал! А она за-пре-ти-ла. В кафе с друзьями ходить тоже запретила. И кто она после этого, твоя жена? Дура! Правильно сделал, что завел любовницу. Честь тебе и хвала. И вот тебе моя мужская рука, в знак солидарности! Олег схватил Виктора за руку, но вовсе не для того, чтобы ее пожать. – Как ты можешь так про Таню? Она мать моего ребенка. – Пусти! Она вырастит себе подобную. Да, именно так! Они вдвоем – Татьяна и Вероника, – торжественно провозгласил Виктор на все кафе, – сгрызут тебя, как две фурии, Нечаев. И ты на старости лет останешься один как перст! И никто тебе не подаст даже стакана воды! Кроме меня! – Не смей! – кричал Олег, схватив Витю за галстук. – Не смей, это моя жена! – Пусти, это мой галстук! Они кинулись драться, опрокинули стол. Сбежались официанты, пытаясь разнять их, но это было нелегко. – Охрана! Охрана! – кричали официанты и посетители… Огромная Тамара ловко двигалась по комнате, произнося зловеще: – В полночь, на растущей луне, в ночь с пятницы на субботу, медленно наматывайте красную нить на указательный палец левой руки. И приговаривайте: «Встану я в несеяный луг, встану я в ведьмин круг. Закличу тоску-печаль из темных болот, из топей, из омутов, из гнилых колод. Ты, тоска-печаль, по нитке ведись, чтоб обо мне одной тосковал-печалился… Таня не выдержала, вскочила с места: – Все, хватит, довольно с меня этой чуши! Тамара не растерялась: – Нет, милочка! Вы никуда не уйдете! Я стою на страже семейных ценностей. На страже я стою! – проорала она. Таня побежала к двери, но Тамара преградила ей путь. – Нет, милочка, я всегда добросовестно отрабатываю свой гонорар, я даже согласна сделать вам скидку! – Нина! Нина, мы уходим! – завопила Татьяна. – А гонорар можете оставить себе! И скидок мне от вас не надо! Но Тамара продолжала наступать на посетительницу, страшно округлив глаза и замогильно завывая: – Чтоб обо мне одной тосковал-печалился и при светлой луне и при темном месяце… – Вам еще надо денег? Пожалуйста! Только пустите! – Таня полезла в сумку. – Танечка, Танечка, успокойся, Тамара Амвросиевна хотела как лучше! – пыталась удержать ее от неразумного шага Нина. – Правда ведь, Тамарочка? – Я еще не рассказала вам, что говорят карты! – зловеще прошипела Тамара. – Мне плевать на карты! Нина, дай мой плащ! – Таня оттолкнула колдунью и вылетела в прихожую. Нина, как верная собачонка, побежала за ней. Но колдунья успела крикнуть им вслед: – Карты вещают о том, что ваш муж в казенном доме! В казенном доме, запомните! – Танечка, я как лучше хотела, – извинялась Нина, когда они оказались во дворе колдуньиного дома, – а она совсем взбесилась. И ставку подняла, и глупости болтает. Казенный дом – это учреждение. На работе твой Олег, вот и все. Таня не отвечала, молча шла к машине. Нина еле поспевала за ней и все тараторила: – Танюш, говорить не хотела, а сейчас скажу. Мы все в классе в твоего Олега были влюблены. Все по нему с ума сходили, но он тебе достался, потому что ты была самая достойная – и отличница, и комсорг школы. Все справедливо, Тань. Мы даже не плакали, когда вы поженились – все по совести, все хорошо. Но чтоб вот он так другой достался, неизвестно к какой дамочке перешел, как переходящее красное знамя, нет, никогда, ни за что. На, Тань! Нина вытащила из сумки пакет, протянула подруге. – Себе покупала, но мне теперь совсем и не нужно, а тебе пригодится. – Что это? – оторопела Таня. Нина, недолго думая, развернула пакет, вытащила из него пояс и приложила к себе для наглядности: – Это, Танечка, пояс антицеллюлитный. В Интернете заказала. За неделю дюймовочкой станешь, не хуже его крали. Таню передернуло: – Да иди ты! Буду я еще на нее равняться! – У нее зазвонил мобильный: – Да! – закричала она, – слушаю! |