Онлайн книга «Найти Элизабет»
|
Мы быстро и жадно обирали ветви ежевики. Ягоды лопались под нашими пальцами. Мы молча и сосредоточенно набивали ими рот. Так продолжалось до тех пор, пока я не почувствовала, что уже не могу держать руки на весу и что пальцы у меня все в мелких ранках от колючек. И вот именно тогда появился Фрэнк. Мы услышали шаги на тропинке и одновременно обернулись. – О господи! – воскликнул он. – Вы что, все превратились в каннибалов? Я взглянула на маму и Дугласа и увидела, что лица и руки у них ярко-красные от ягод, словно они только что съели кого-то живьем. Я чувствовала, что и сама выгляжу так же. Никто из нас не улыбнулся, мы просто озадаченно смотрели друг на друга, как будто только что пробудились от сна. Одежда была вся в красных пятнах, лица – бледные, а глаза – затуманены. Фрэнк принес сахар. Мама вытерла руки и лицо о фартук и воззрилась на пакеты с таким детским восторгом, словно это были рождественские подарки. – Теперь мы сможем сделать джем, – произнесла она. – Ягоды у нас есть. – Я вижу, – произнес Фрэнк и расхохотался. Смеясь, он искоса и подозрительно наблюдал за нами, затем нервно закурил сигарету. Одна манжета рубашки хлопала его по запястью, словно голодная чайка. Мама понесла в дом собранный нами урожай. Дуглас продолжал есть ягоды, но у меня внезапно пропал аппетит. Кожа в тех местах, где остался ягодный сок, чесалась, и я почувствовала внезапное раздражение и злость. Мне было неприятно присутствие рядом с нами Фрэнка. Честно говоря, мне хотелось целый день вот так молча собирать ягоды, делать что-то совершенно механически и ни о чем не думать. Я уже несколько дней старалась не встречаться с Фрэнком, ходила домой дальней дорогой, а если замечала, что он ждет в конце нашей улицы, переходила на другую сторону, чтобы не приближаться к «Пяти Дорогам» или к любому другому пабу, в который, по моему мнению, он мог наведываться. Я не знала, что ему сказать. Не говорить же ему, что Дуглас каждый вечер приходит в «Павильон» в надежде встретить там Сьюки. – У тебя размазалась губная помада, – заметил Фрэнк, – как будто ты с кем-то целовалась. Руки у него перестали дрожать, и он поднес большой палец к моим губам, который застыл от них на расстоянии миллиметра. – Я не пользуюсь губной помадой, – ответила я, и из-за усилия не поддаться сильнейшему притяжению и не прикоснуться к его пальцу мои слова прозвучали глухо и искусственно. У меня за спиной раздался шаркающий звук – это Дуглас ударил ногой по стене. Фрэнк не смотрел на него, но слегка провел пальцем по остаткам влажного ежевичного сока у меня на верхней губе и затем размазал их по своей. – Как тебе кажется? – спросил он. – Может быть, это мне стоит начать пользоваться ею? От абсурдности его поведения, от странного смысла его вопроса у меня закружилась голова, и я почувствовала облегчение. – А теперь у тебя такой вид, как будто ты кого-то целовал, – заметила я, но тут мама позвала нас в дом. – Я собиралась сообщить Фрэнку, – сказала она, когда мы вошли. – О трагедии. Я увидела, что тот вздрогнул при слове «трагедия». – О какой трагедии? – Мать Дугласа. Ее сбила машина. Насмерть. Мама вымыла ягоды, а затем высыпала их на большую сковороду и поставила на плиту, чтобы они высохли. Прежде чем Фрэнк смог что-то ответить, в комнате некоторое время стояла тишина. Но вот он заговорил, и в голосе у него послышались слезы. – Какой кошмар, – сказал он. Я была поражена – казалось, что он вот-вот расплачется. – И когда это случилось? Вы присутствовали при этом? Господи, какой ужас! Он громко всхлипнул, отчего мы все вздрогнули так, словно он разбил тарелку. – Возможно, тебе не покажется все таким уж страшным, когда ты узнаешь, кем она была, – заметил Дуглас. В его голосе слышались злобные нотки, но его лицо, все в пятнах от ежевики, оставалось невозмутимым. – Это не имеет совершенно никакого значения, – сказала мама, стирая ежевичный сок у него с подбородка и пытаясь заставить его замолчать. – Я хорошо помню, когда я увидел ее в первый раз, – неожиданно произнес Фрэнк, после чего возникла пауза, в течение которой мы все задавались вопросом, что же он может сказать дальше. Но он не продолжил, а встряхнулся, подошел к маме и стал помогать ей пропускать сквозь сито разогретые и размякшие ягоды. Темная мякоть прилипала к его пальцам и скользила по запястьям. Я варила ягоды с сахаром, добытым на черном рынке, мама охлаждала джем и разливала его по банкам, которые потом запечатывала воском. Джем получился розовый, прозрачный и очень вкусный. А рядом стоял Фрэнк, который несколько раз чуть не расплакался из-за того, что погибла мать Дугласа. – Господи, что за ужасный человек! – воскликнула Хелен, ударив рукой по рулю. – Во всем, абсолютно во всем винит окружающих. Винит меня! Как будто моя профессия имеет какое-то отношение к его проблемам! Да уж, как тут не пожалеть Элизабет. Иметь такого сына! – Элизабет пропала. – Мама, мы же только что навещали ее. – Она пропала. И пропала по моей вине. – Не слушай ты этого идиота. Ему не следовало оставлять ее одну в саду, когда она едва держалась на ногах. Здесь совершенно нет твоей вины. – Есть, потому что я искала ее не там, где надо, я повсюду собирала всякую ерунду, а она все время была там и ждала меня. – О чем ты говоришь? – Она была зарыта в саду. – Кто? Я не могу вспомнить имя. – Та, о ком ты говорила. – Элизабет в больнице, мама. Мы только что навещали ее. – Нет, в саду. Она зарыта и находится там уже много лет. Хелен начинает ерзать на своем сиденье, потом снижает скорость машины. – В чьем саду? В нашем? – У новых зданий. Она пропала, а затем построили эти здания. Фрэнк привез тонны земли в сады и посадил там множество разных растений. Когда-то кто-то проник в сад, кабачки чуть не погибли. Она пыталась их выкопать. – Новые дома. Ты имеешь в виду дом Элизабет? – Элизабет пропала. – Нет, мама, мы только что навещали ее. – Она зарыта… – Ты уже говорила. Но ведь речь идет не об Элизабет, правда? – Элизабет пропала. Я знаю, что это не то имя. Знаю, что все время повторяю не то имя, но не могу вспомнить нужное. Хелен останавливает автомобиль. – Кто, по-твоему, зарыт в саду Элизабет? Сьюки? Сьюки… Вот то имя, которое нужно. Сьюки… Сьюки… Мышцы у меня на груди немного расслабляются. – Мама? – Хелен рывком дергает ручной тормоз. |