Онлайн книга «Дай на прощанье обещанье»
|
Через какое-то время запахло блинами. Потом какао. И сын, и невестка, и внучки периодически заглядывали к запертым в гостиной старикам и обещали: «Сейчас!» Нина Николаевна сидела, бутылочными глазами уставившись в одну точку, не говоря ни слова. Старая женщина пыталась удержать в памяти сегодняшнего дня благоухание ладана, торжественное потрескивание свечей, гулкий голос протодиакона и чувство нежного просветления, посещавшего ее в церкви. Особенно в такой день, как сегодняшний. День Пантелеймона Целителя. Но память не исцеляла, а только подчеркивала убогость и тщету сиюминутного момента: бесцельное сидение на диване в недостижимой близости к семье сына. «Не нужны!» – догадалась Нина Николаевна и безмолвно заплакала. «Не нужны!» – осенило старика, и его красивые руки предательски задрожали. – Вставай, Нина! Пойдем! – скомандовал Фарид Иззахович и поднялся первым, чтобы поддержать жену. Нина Николаевна, не говоря ни слова, покорно поднялась и сама пошла к дверям так уверенно, как будто знала, куда идти, какие двери открывать. «Это ангел меня вел», – рассказывала она потом другой внучке и горько плакала от обиды. Увидев стариков в прихожей, семья сына дружно поднялась из-за стола и разом заворковала: – Мама! Папа! Бабулечка! Дедулечка! Куда вы! И посидели-то всего ничего! Сейчас вот девочек покормим и будем чай пить. Ведь праздник же, сами говорили. А то что долго, так, сами понимаете, не ждали. Дела всякие: мясо с рынка перебрать, овощи рассортировать, борщ поставить варить, потому что понедельник, а у детей должно быть первое… Так что и обижаться-то грех. Скоро уже. Минут пять, не больше. И мы все в вашем распоряжении. Куда же вы? Оставайтесь! Чаю попьем. – Ничего-ничего, Любочка, Илюша! Делайте свои дела, детки дорогие! Не обращайте на нас внимания, на стариков-то. В другой раз как-нибудь… – суетилась Нина Николаевна, тщательно удерживая слезы. – А чего ты плачешь-то, бабулечка?! – удивляются девочки и в негодовании переглядываются: «Это надо же! Сами приперлись в воскресенье, а мы еще виноваты!» И только дедушка не говорит не единого слова. И не смотрит на сына. И не смотрит на сноху. А только «бабушке» под ноги, чтобы через порог не споткнулась. К лифту вышел Илюша, строгий и недовольный: – Зачем вы так, мама? Люба же расстроится! – Переживет твоя Люба, – обрывает его отец и вводит жену в лифт. Двери закрываются. Илюша, огорченный, прислушивается к его движению и, когда хлопает входная дверь, облегченно вздыхает: «Старость! Что поделаешь?!» Правильный Пантелеймон святой. Целитель. Никто не умер, все живы-здоровы. Только печальны. Печально бредут нелепо одетые старики к трамвайной остановке. И отовсюду пахнет флоксами: празднично и многообещающе. – Дух-то какой! – говорит Нина Николаевна и чуть сильнее, чем обычно, опирается о руку мужа. – А в парке-то сейчас как! Может, зайдем? – браво предлагает Фарид Иззахович обессилевшей Ниночке. – Нет уж… Домой, – требует та и едет до дома, не проронив ни слова. Домой, где пахнет флоксами не меньше, чем в парке, потому что стоит август. А август – это когда цветут флоксы… |