Онлайн книга «Время женщин»
|
– Не смей, – кричу, – с игрушкой этой поганой играться! Схватила, вырвала у нее. Она – в слезы. Евдокия в прихожую сунулась. – Батюшки! – так и вскрикнула. – И чего ж это делается? На ребенка кидаешься... Пойдем, – зовет, – голубок. Пусть мать-то пока уймется... Увела. А я и думаю: и вправду как с цепи сорвалась. Ребенок ни при чем. К Евдокии зашла – назад игрушку протягиваю: – Ничего, – говорю, – деточка. На вон, играйся... Поужинали. К телевизору сели: новости у них как раз. Глазами гляжу, а слов не различаю. Говорят, а будто не по-русски. В голове-то одно только: болезнь сочинить... Ну все думаю: кончается. Про погоду завели. И забастовок вроде не было: видно, передышка у них... А может, прежние подействовали – хозяева-то и призадумались... Ариадна ребенка уложила: – Чайку, что ли, попить? – А и попьем, – отвечаю. – Тем более разговор у меня к вам есть. – Да уж, ясно, – Евдокия спицы сложила, ткнула в клубок. – Теперь у тебя одни разговоры – наперед известные. – Господи, – говорю, – Евдокия Тимофевна, горе же у меня... Гликерия так и ахнула: – Не убереглась? Учила ж тебя... – Да нет, – голову опускаю, – не это. Не было ничего у нас. Гляжу, совсем растерялись. Евдокия-то вовсе белая. На дверь обернулась: – Забрали, что ли? – Кого? – Ну Николая этого. – Куда ж его забирать? – Тут только и догадалась. – Да за что ж его, – удивляюсь. – Типун вам на язык. – Ну и слава тебе, – крестится. – Остальное-то разве горе? Растолковала им подробно: и про завком, и про женсовет. Про комнату упомянула, конечно. Только про то умолчала, как в ногах у него валялась. Стыдно. – Ну, – Евдокия губами жует, – и где оно – твое горе? Так ему, кобелю, и надо, чтобы впредь не повадно. – Нет, – объясняю, – они ж чего заставляют? Женишься, говорят, квартиру дадим. – Чего-то я совсем запуталась. Это что ж они, аспиды, намерились? – Да они, – говорю, – ладно... Сам он – ни в какую. «Не желаю, – мол, – с ребенком, с инвалидом». – Ишь, – Евдокия головой крутит, – видали, скотина безрогая. С инвалидом он не желает... Я те дам – инвалида! Да в десять раз умнее любого разговорчивого... А ты, дура, чего горюешь? Нет женихов, и этот – не жених. Тут, чую, снова сердце ослабло. – Так разве ж о себе... Он-то чего грозится: правду им раскрыть. Дескать, ребенка больного утаила... Прознают, по больницам замучают или в интернат. Месяц всего и дал, чтобы хворь придумала. Женскую, когда замуж не берут. – Тьфу! – Евдокия в угол плюнула. – И только-то? Дак возьми и придумай. Вон их – болезней всяких... И бесплодие, и опухоли разные. Только выбирай. – Туберкулез вон еще, – Гликерия помогает. – Опять же опущение матки. После войны сколько с этим маялось – тяжестей-то понатаскались. – Так они справку, небось, потребуют – на слово не поверят. – А ты, – Гликерия подсказывает, – возьми да сходи. У баб через одну хвори. Как придешь, чего-нибудь обязательно найдут. Вот и получишь справку. А в завкоме много ли понимают? Им-то что: болезнь и болезнь. Ох! Обрадовалась. И вправду, что ли, сбегать... Вон живот-то у меня крутит – как чего подыму. Бумажку суну – мигом и отвяжутся. Так ободрилась, прямо за стирку взялась. Тазы тягаю, а сама радуюсь: докторам только попадись... Болезней у них – цельные книжки. Авось, какую и подберут... Ложиться стала: снова кровью мажет. А я и рада – утешилась совсем. До обеда доработала и – к мастеру. «Вот, – говорю, – в консультацию мне надо. Уйду чуток пораньше?» – «Ну ты, – ворчит, – момент и выбрала: конец квартала. Раньшето не могла или уж попозже? Температуришь или чего?» – «Нет, – глаза отвела, – я по женскому делу». – «Ну этото, – разозлился, – разве срочно? И шла бы после смены». – «Нельзя, – говорю. – Очередь там, в консультации. Поздно явлюсь – не примут»... Прихожу. Докторша приятная, молодая. И прическа у ней завитками, как в телевизоре. Вот, думаю, работа у них хорошая – не то что у нас в цеху. По лоб ведь замотанные ходим – и не видать из-под платка. – Вы, Беспалова, когда в последний раз посещали? Карточки вашей нету. – Да я, – отвечаю, – и не болела. Беременная-то приходила, конечно. Только другая доктор сидела – на вашем месте. Вот она все расспросила: и про ребенка, и про роды. Листочек заполняет. – Аборты были? – Нет, – отвечаю, – не было. – Половой жизнью живете? Господи, напугалась... – Нет, – говорю, – уж этого – нету. А сама думаю: разве что во сне... Докторша в листочке своем отметила. – Так. На что жалуетесь? – Да я, – говорю, – и не знаю... Живот бывает побаливает... На работе натаскаешься, и дома тоже... Тянет внизу. – Ну, – со стула встает, – раздевайтесь, пожалуйста. Одежку снимать стала: батюшки, трико-то штопаное. Недоглядела с утра. Комком под одежду пихнула. На кресло это взобралась. А про себя отмечаю: аккуратная, руки под краном моет. – Руки, – велит, – на груди сложите. Помяла, помяла – нахмурилась. – Мне бы, – прошу, – справку надо – в завком предъявить. А она меня не слушает. – Выделения часто? Обильные? Давно мажет кровью? – Это, – признаюсь, – случается – мажет. Да уж с год. – Что ж вы, – докторша сморщилась, – раньше ко мне не явились? Ребенку вашему сколько? – Так шесть вот-вот будет. В школу через год. – Вам, – к столу своему пошла, в листок заглядывает, – на операцию надо ложиться. И дело это срочное. Думайте, с кем ребенка оставить. Родные есть? Что еще, думаю, за операция? Не было ж у нас... – Мать, – отвечаю, – была. Померла. – Опухоль у вас, Беспалова. В матке. – Как же это, – растерялась. – Неужто сразу резать? Может, таблетки какие или мазь? – Да какие, – головой трясет, – таблетки! Раньше надо было – запущено совсем. – А это? – свое вспомнила. – С болезнью... Можно замуж? Тут она листочки свои оставила, на меня как зыркнет: – Вы, Беспалова, замуж собрались? – Да нет, – отвечаю, – не то чтобы... Так интересуюсь. Мало ли, на будущее, а вдруг сложится... Один-то раз не сложилось. – Можно, – глаза отвела. – Все можно. Только мужу не признавайтесь, что матка у вас вырезана... В общем, сдавайте анализы и – ко мне. Только уж хоть теперь не тяните. Чем раньше, тем лучше. |