Онлайн книга «Неприкаянный дом»
|
Фридрих щурится: «Зачем?» «Плохо. Меня мутит». «Вам… нужен врач?» – его рука тянется к телефону. Телефон – бесспорное достижение цивилизации. Можно вызвать кого угодно: хоть врача, хоть палача. «Никто. Мне никто не нужен», – я иду к двери ровным шагом.Вечерняя смена уехала час назад. Там, в цехах, никого. Все, кто остались, сидят в его кабинете. Я слышу деревянный стук. Это – с лестницы. Или мне снова кажется?.. Сквозь филенку закрытой двери сочится звонок. Не городской, местный. Та к звонят с вахты. Успели приехать? Приехали, чтобы сказать мне: НЕТ. Чтобы я открыла все двери. Чтобы они отняли всё, до последнего… Дверь за моей спиной открывается со скрипом. Фридрих выходит в коридор: «Вам действительно… плохо?» «А – вам?» «Мне, – в его глазах волчий азарт, – нормально. Ублюдков надо учить. Чтобы другим неповадно. Иначе разворуют все. С этим вы тоже не согласны?» Наша жизнь – воровская цепь питания, в которой зверь стоит над зверком. «Воруют. Он тоже ворует. Разница в том, что ему не хватает мозгов. Потому что не доучился». «Вот и доучится. На своей шкуре», – Фридрих сжимает кулаки. За дверью глухой шорох. Будто кто-то царапает, хочет выйти наружу. Фридрих замахивается, бьет каблуком. Шорох стихает мгновенно. Теперь они доносятся только с лестницы. Звуки, уже не похожие на стук. Скорее, кряхтенье. Я смотрю жадными глазами: ссадины, синяки, кровоподтеки – на коже зверка. Звери ведут его под руки. «Ну, вспомнил?» – Фридрих похож на учителя. Те бычились бритыми лбами. У кусков по вызову щетинистые черепа. Покачиваются, будто их насадили на кол. «Плохо», – учитель выставляет оценку. «Можа, эта… свезти к нам?» – череп, насаженный на кол, вносит конкретное предложение. Будто зверок – мертвое тело. Труп, который надо свезти на свалку. Фридрих смотрит на меня. Словно в этой истории мы – коллеги, решающие судьбу ученика. Нерадивый ученик шмыргает носом. Втягивает красные сопли: раствор, в котором вымачивают грешную плоть. «Это всегда успеем! А пока… – Фридрих смотрит весело. – Попробуем народными средствами». – Он распахивает дверь. Начальники цехов и отделов тянутся тонкой струйкой. Подпирают крашеные стены.«Вот, – Фридрих обращается к зверку. – Там, за кухней, – ведет подбородком, – стоят промышленные холодильники, – он разводит руками, демонстрируя габариты. – Сайгачьи туши влезают целиком. Ты понял? Запихнут и включат. На полную катушку. Я не специалист по холодильным установкам, но, думаю, минут сорок – за глаза. А тебя, гнида, оставят до утра. До утра. В назидание твоим сраным потомкам». Черепа склабятся, раздвигают лицевые кости. Я – не верю. Это просто игра. На поражение. Чтобы напугать до смерти. Чтобы он, сопливый ублюдок, заговорил. Господи, почему он молчит?! Сейчас его потащат по коридору. Я смотрю на стоптанные ботинки, будто уже вижу: мыски выворачиваются, волочатся по полу, цепляют ковровую дорожку. Словно пол уже выстелен ковролином, обработанным белыми нитками… «Стой…те». Я делаю два шага – один на каждый слог. Череп, стоящий справа, выпрастывает руку. Перед глазами его короткие фаланги. Голос Фридриха: «Убери мослы». Фаланги складываются, чтобы стать продолжением костей: полых, не заполненных костным мозгом. «Ну, чего встали? Ноги в руки и – шагом марш!» – Фридрих командует. Точки. Красные. Вьются перед глазами. Эритроциты, тельца моей крови. «Вы? С этими кусками мяса?!» – я не слышу своего голоса. Может быть, я даже кричу. Фридриху. В его обезьянье лицо. Кусок, стоящий слева, смотрит в другую сторону. Его напарник, стоящий справа, клонит голову набок. В его глазах ничего не проступает, ни тени обиды. Губы растянуты в подобие улыбки, пришедшей из глубины веков. Так его предки смотрели на мух или бабочек. Я – бабочка, вырвавшаяся из кокона. Он переводит взгляд на Фридриха. Если прикажут, он – готов прихлопнуть. Или вырвать крылья. «Давай, давай… Тебя не касается…» – Фридрих бормочет. Зверок озирается. Подтирает кровоточивый нос. Размазывает по спецовке, сшитой из дешевой ткани. Сопли впитываются мгновенно. Два охранника идут в направлении столовой. Между ними спешит зверок. Неловко, сбиваясь с шага: два коротких на их широкий один. «Всем оставаться на местах», – прежде чем двинуться следом, Фридрих отдает приказ.Теперь тишина. На этот раз самая настоящая. Как будто все умерли. И я. День-ночь. Фридрих возвращается обратно: «Вот так, – кивает удовлетворенно. – Минут десять. Больше не понадобится».Я моргаю сухими ресницами. Пересохшими, как глотка, лишенная дара речи. Так мне было сказано: им я должна открыть все двери. Все – значит все. Я сама открою дверь холодильника. Потому что они уже пришли. «Значит – и меня, – я вдыхаю последний воздух. – То ж е . В холодильник. Ну? Боитесь? Тогда… Я сама». Я иду. Мне очень страшно запнуться. Упасть у них на глазах. Распластаться как мертвое тело. Как неодушевленное существительное. Как труп. «Татьяна Андреевна, – голос Фридриха поднимается следом. Птица, которой вырвали крылья, садится на плечо. – Не надо валять дурака. – Он смотрит горестно и сокрушенно. – Неужели… Как вы могли подумать?.. – Его глаза покрываются тьмой, как пеплом, предвестьем неминуемой смерти. – Холодильник выключен. Я… его… не включал».– И что это доказывает? – снова она является из-за кулис. Как в провинциальной пьесе: дождалась подходящего момента, чтобы перебить ход событий. – Ничего. – Доказывает. Я сделала выбор. Больше не видела Фридриха. Ни-ког-да. – Ну и че ты за это хочешь – медаль? А вот это уже из мультфильма. Цитата нашего времени. В наше время их смотрят и дети, и взрослые. Меня не собьешь цитатами: – Не видела. Потому что не смогла переступить . – Не смогла-а… Ну мне-то – не на-адо! – Яна тянет насмешливо. – Ишь, сделала выбор! Решение ты приняла давно: сбежать. Но ты же не можешь по-человечески: в отдел кадров, накатать заявление. А тут еще мы: я и Витька. И какими глазами ты бы смотрела? Короче, ждала подходящего случая: типа моральная предъява . Знаю я твои советские мозги. У самой такие. И что теперь? Опять за свое? Боюсь тебя расстроить, но этот Иван – не положительный герой. Так… – она вертит пальцами, – третьестепенный персонаж. – А если – нет? – Моему голосу не хватает уверенности. – Да. Уж поверь мне: с какой стороны ни нанизывай, тот еще зверок. Сама же сказала: народный правнук . |