Онлайн книга «Полукровка»
|
– Ой, конечно, чем хочешь, могу... – Татка завертела головой в поисках достойного предмета, – ну хочешь – папиным здоровьем, нет, а вдруг разболтаю? Давай лучше я своим... – Клянись моим, – Маша предложила решительно. – То, о чем ты говоришь, иногда бывает. Но я знаю верный способ. Ты не должна бояться, потому что, если это начнется, я знаю, как спастись. Татка смотрела доверчиво и восхищенно: – А этот способ, он очень... честный? – Очень, – Маша подтвердила мрачно. – А папа его знает? – Татка улыбнулась виновато, как будто, упомянув отца, подвергала сомнению слова сестры. – Нет, папа не знает, никто не знает. Только я. Ты тоже узнаешь, когда придет время. – А ты откуда узнала? – Татка прошептала чуть слышно, но, не дождавшись ответа, не решилась переспросить. И все-таки Машина уверенность подействовала. Сбегав за кипятком, потому что чай успел остыть, Татка принялась болтать о классных делах, но Маша слушала невнимательно. Усталость долгого дня наваливалась тяжким бессилием, и, не дослушав, она сказала: – Давай завтра. Ничуть не обидевшись, Татка подхватила поднос и пустую чашку и, по-балетному ступая на цыпочках, убежала в родительскую комнату. Маша слушала веселые голоса. Папин смех мешался с Таткиным. Маша отвернулась к стене. Дрожь подымалась вверх от самой ушибленной лодыжки и, омывая сердце, била в виски. В голову вползала странная мысль: Маша думала о том, что разговор с сестрой похож на диалог из какого-то фильма про фашистскую оккупацию: две девочки скрываются в чужом подвале, и старшая, понимая, что немцы придут с минуты на минуту, утешает младшую сестру. Она-то знает, что они обе скоро погибнут. Может быть, даже завтра. Потому что в кино всегда найдется предатель, который выдаст их полицаям. 3 Валя забежала на следующий день. Смущенно порывшись в сумке, она вынула желтый лимон и пачку вафель: – Это тебе. Чтобы быстрее поправлялась. – Зря ты, – Маша улыбнулась. – Тоже мне, нашла больную! Сама виновата, поскользнулась на ровном месте. – Хочешь, я помогу. Сбегаю в магазин или что-нибудь по хозяйству, – Валя огляделась расторопно. – Ну вот еще! Мама сама сходит. Или Татка. – Везучая ты, – Валя присела на край кровати, аккуратно отогнув уголок простыни. – Живешь в семье, сестренка, брат еще... – сказала и смолкла. – Кстати, – Маша спохватилась. – А как ты узнала, что я?.. – она кивнула на больную ногу. – Догадалась, – Валя ответила поспешно. – Ты не пришла, вот я и подумала... Нет, правда, как хорошо, когда в семье! – А твоя мама... – Маша вдруг подумала: никто не заставлял уезжать из Ульяновска – жила бы со своей мамой на малой родине Ильича. Подумала и спохватилась: мелькнувшая мысль показалась недостойной. – А твоя мама... Не боится, что ты здесь – одна? Кончиком пальца Валя расправила складку простыни: – Чего ж бояться? Не в Америке... Везде люди. Скучает, конечно, это – да. – А в Америке, значит, нелюди? Валя смотрела растерянно: – Люди, конечно, но не знаю... какие-то чужие. – Тебя послушать, здесь прямо все свои. То-то они тебя затуркали, сидела, как сыч! Растерянная улыбка сползала с Валиного лица. Губы стали сухими и жесткими, как будто слова, сказанные Машей-Марией, хлестнули по больному. Она поднялась и взялась за сумку: – Пойду я... Ой, забыла! Декан заходил, прямо на историю, спрашивал тебя. – Зачем? Эта дура забыла самое главное. Прижимая сумку к груди, Валя ответила, что точно не знает. Зашел и спросил. А Галка сказала: ее нет, наверное, заболела. А он говорит, как появится, передайте, чтобы срочно зашла ко мне. – Стой, – с трудом разгибая распухшую ногу, Маша вылезала из постели. Словно почуяв недоброе, Валя отложила сумку: – Чего ты?.. Мало ли. Ну, спросил и спросил... Маша распускала бинт. Нога, показавшаяся из-под повязки, была примятой и вспухшей. След эластичного бинта выделялся на коже: марлевые переплеты впечатались глубоко. Осторожно касаясь пальцами, Маша разминала, сгоняя болезненный след. – Йодом надо, сеточку... Сетка – самое лучшее, очень хорошо рассасывает... – Валя подсказала. – Тащи, йод в холодильнике, там, на боковой полке. Попробуем народными средствами. Валя действовала ловко. Разложив поверх простыни лист бумаги, она поставила больную ногу и принялась наносить кривые полоски, коротко и быстро опрокидывая бутылочку. Красноватые полосы ложились косыми клетками: от лодыжки до самых пальцев. – Странно, – Маша следила за быстрыми руками, – почему не намазать все? Просто сплошным слоем? – Сплошным? Не знаю... – Валя любовалась готовой работой, – может, чтобы кожу не выжгло, а так вроде дышит. – Именно что – вроде... – Маша усмехнулась. Верткая пробка вырвалась из пальцев. «Вот растяпа!» – ругнув себя, Валя нырнула под кровать. Валина рука шарила в темноте. – Да нет, там, – Маша показывала здоровой ногой. – Кажется, туда, под тумбочку, в угол. Валя выбралась из-под кровати и послушно полезла в угол: – Ой, ножки какие смешные! Похожи на лапы! – она настигла вертлявую пробку. – На лапы? На какие лапы? – Там, у стенки, не видела? Не сводя глаз с тумбочки, покрытой коричневатой салфеткой, Маша слезала с кровати. Слежалые кисти свешивались ниже края, закрывая тумбочку почти на треть. – Что ты, зачем, разве можно? Встав на колени, Маша ощупывала ближние ножки: они были самые обыкновенные – деревянные, темные от времени. Морщась, она попыталась дотянуться до стены. Больная нога мешала. Валя смотрела, ничего не понимая. Подвернув под себя распухшую лодыжку, Маша-Мария вытянула негнущуюся ногу и распласталась на полу. Пальцы зашевелились как щупальца и нырнули под тумбочку. Лицо, неловко прижатое к полу, вывернулось вбок. – Черт! – Маша-Мария села. Словно не замечая Вали, следившей ошарашенно, она снимала с тумбочки всё: хрустальную пепельницу, похожую на половинку раковины, деревянную лаковую шкатулку, украшенную пестрым орнаментом, высокую вазочку темно-синего цвета. Потом, решительно обернувшись к Вале, бросила: – Помогай! Валя подхватила с другой стороны. – Так. Ясно. Теперь, когда тумбочку поставили, как полагается, наружу торчали ножки, похожие на лапы. – Смешно, – Маша-Мария улыбалась, но улыбка получилась кривоватой, во всяком случае, на Валин взгляд. – Сколько живу, не разу не догадалась. Взять и заглянуть, – словно забыв о боли, она пошла к дивану, ступая решительно и ровно. |